— Новенький!?
Я поднял голову и повернул ее в сторону голоса.
— Новенький спрашиваю? – У соседней могилы стоял мужичок небольшого роста и смотрел на меня. – Не видел тебя давеча здесь.
— Наверно новенький, – пожимая плечами, тихо ответил я.
— Ну то и видно, не свыкся ещё. – Начав протирать своё фото на кресте и тут же, поправляя цветы на могиле, ответил мужичок. Он весь был какой-то шебутной, не мог усидеть на месте. — Ладно, бывай. Позже пообщаемся. – Договорил мужичок и куда-то убежал.
Я смотрел на свою фотографию, прибитую к кресту. Яркие цветы торчали из холмика под ним.
Лес шумел от ветра, осенняя листва разлеталась по кладбищу.
Таких как я здесь было много. Практически у каждой могилки копошились такие же «люди» от двадцати до девяноста лет.
Кто-то просто сидел на лавке, кто-то наводил порядок в своём новом «доме». А кто-то принимал гостей.
А я был один.
Неподалёку раздались голоса. Я посмотрел в их сторону и увидел группу людей в темных одеждах и с цветами. Они что-то обсуждали и о чём-то говорили. К кому-то шли.
Закапал небольшой дождь. Он слегка прибивал цветы к земле.
Так я просидел весь день, не сходя с лавки. Все остальные мои соседи уже все куда-то разошлись, толи не знаю куда подевались.
К вечеру дождь стих.
— Ну что, давай знакомиться что ли? — Ко мне присел тот же мужичок. — Держи вот конфета и стопку, у тебя-то смотрю нет, не приходил сегодня никто?
Он посмотрел на меня.
— Или просто не оставили ничего, не любили тебя что ли? — шутканул он.
Я молчал. Увидев, что шутка не удалась, мужчина протянул мне грязную от земли и песка рюмку, с бесцветной жидкостью и конфету в обертке.
— Вчерашняя, — уже спокойно начал он, — сын приходил помянуть, дак налил пару рюмашек. Ему уж тридцать. Здоровый лоб растёт, батьку не забывает.
Он махом опустошил свою рюмку и закусил конфетой.
— Михаил, — он протянул мне руку.
— Андрей — тихо ответил я и мы пожали друг другу руки.
— Ты давай пей, холодно, согреешься хоть чутка.
— Скок тебе? Двадцать с чем-то? — смотря на мою фотографию, спросил мужчина.
— Двадцать девять, — не громко ответил я и опустошил рюмку.
На вид мужичку было лет пятьдесят, может пятьдесят пять. Я и при жизни ещё не умел определять возраст людей.
— Молодой ещё совсем. — Он посмотрел на меня. — Но не расстраивайся, таким здесь и останешься. Молодым. Старения здесь нет. И твои, таким тебя и запомнят. — И, улыбаясь, хлопнул меня по плечу. — Пожил вот мало только, это и обидно, — чуть позже добавил он. — А я вот здесь уже пятый год «живу» и до сих пор пятьдесят шесть. Под той берёзкой. — Он указал пальцем на пожелтевшую неподалеку от своей могилы берёзу. — Лариской зову, как жену.
— Пятый год здесь? — с непониманием спросил я.
— А почему не в раю или куда там ещё после смерти попадают?
Мужичок засмеялся.
Он достал из кармана смятую, чуть промокшую сигарету. Немного покрутив ее пальцами, прикурил от спички.
— Не куришь? У меня ещё одна есть. У соседа взял.
— Нет, — ответил я.
Затянувшись и выпустив дым, мужичок продолжил.
— Нет, Андрюха, там ничего оказывается. Ни ада, ни рая, ни облачка того, на котором все летают. Видишь, какие люди-то наивные оказывается, и мы такими же с тобой были. Здесь вот конечный пункт, в этой вот ямке с крестиком.
Он затянулся ещё раз.
— И никуда ты отсюда уже не денешься. Привязан теперь навсегда. За территорию кладбища тоже не выйдешь. Тут и живёшь. — Он развел руками. — Ждёшь своих целыми днями. Месяцами, годами ждёшь. Придут, помянут, посидишь рядом с ними, послушаешь их, повспоминаешь себя, посмеешься.
Мужчина немного призадумался.
Минуты через две он втоптал окурок в землю.
— А они с тобой обо всем говорят, как на исповеди. Могут даже и признаться тебе в чем-нибудь. Тайну свою какую-нибудь маленькую поведать, — шепотом сказал он. — Кому как ни нам душу излить. Мы то уж точно никому не расскажем, а им легче от этого делается.
Мужчина опустил голову вниз, ненадолго замолчал и тяжело вздохнул.
— Сын вот вчера. Не люблю, говорит, жену больше. Вот те раз. Принес мне новость тоже, я аж в гробу перевернулся. — Он развёл руками. — А мне сейчас тут чего с этим делать? Говорит, кончилось всё к ней как-то. Дак ведь дочка у них есть, девять лет уж. Большая. Жили бы и жили дальше, елы-палы, чего ещё надо-то? — возмущался мужчина. — Десять лет вместе прожили. И чего стряслось? Не понимаю. Чего делать, говорит, как быть? Не знает. Не знает он, дурында. Как дал бы в лоб, чтоб мозги на место встали! Вот мы с Лариской душа в душу столько лет прожили и всё хорошо у нас было. До сих пор люблю. А эти… — он махнул рукой.
Мужчина снова замолчал в думках. Его взгляд застыл на моей могиле и смотрел в одну точку.
— Так и не дождался сын от меня ответа. А я и помочь ему ничем не могу, не советом, ни делом. Чего делать? Видимо всё-таки проходит любовь у некоторых.
Чуть позже он перевёл взгляд на меня и положил руку мне на плечо.
— Вот такие дела Андрюха, — выдохнул он. — А ты сидишь с ними, как и раньше. Только они не видят тебя теперь. Смотрят на твою фотографию , а ты рядом стоишь. Цветочков воткнут, водки в стопку нальют, сигаретку там, если курящий, да конфетку положат. Всё чин чинарем.
Моя вон, дура, всё время сигарету прикурит и воткнет фильтром в могилу, хрен потом покуришь — истлеет вся, если не погаснет. Благо иногда забывает, дак и хорошо.
А Витёк, друг мой, никогда не прикуривает, так кладет. Знает, как будто, что так правильней будет. — Мужчина ткнул меня кулаком в плечо. — Мужики всегда друг друга понимают. Так ведь? — улыбнулся он и посмотрел куда-то вдаль.
— Поревут и опять на месяц или вон на несколько лет пропадут. — Чуть позже продолжил он, махнув рукой куда-то в сторону.
— Как у Маринки. Третий год уж никто к ней не ходит. А двое детей остались, муж. Не знаю, заняты так что ли, что времени нет? Первый год часто бывали, не знаю, чего перестали ходить. Но она баба сильная, всё ждёт. Каждый день ждёт. — Мужчина посмотрел на меня. — Ну, а нам деваться некуда щас, только ждать и остаётся. Это наверно и есть смысл жизни. Чтобы сейчас увидеть и понять, кто нас по-настоящему любил. — Улыбнувшись, закончил он.
На улице уже стемнело. Хмурое осеннее небо вновь брызнуло дождем.
Мы какое-то время сидели молча.
— Ладно, Андрюха, — докурив вторую сигарету, мужичок поднялся со скамейки, — пойду я. Давай, до завтра. Ложись тоже в свой склеп, не мокни.
Он посмотрел на небо.
— Осень сей год дождливая какая-то очень, зима наверно теплая будет.
Он посмотрел на меня.
— Я тоже пойду, Ларку чмокну и спать. Вот уж не знаю, что буду делать, если вдруг замуж снова выйдет. Свалю берёзу к чертям! — засмеялся он. — Ладно, давай. Завтра зайду, покажу окрестности, побродим. Не унывай. Жизнь хоть и закончилась для нас людская, но взамен хотя б такая осталась.
Мужчина тяжело вздохнул.
— Сын вот только у меня хернёй маяться начал, — грустно сказал он.
— Ладно, разберутся, я думаю. — Мужчина махнул рукой. — Их жизнь.
С этими словами мужичок вышел и направился к своему «дому».
На кладбище было тихо. Лишь только дождь молотил по осенней листве. Я сидел и мок под его каплями. Один на лавке.
Теперь и мне остаётся только ждать. Как и всем находящимся здесь.
Ждать каждый день, бесконечно «своих», в гости — в этом новом, но увы, мертвом городе.
С трепетом ждать.
И бояться.
Бояться того, что вдруг однажды и ко мне больше никто никогда не придет…
© Рашев И.В
