В ординаторской Ольга Семеновна поспешно достала мятую пачку, закурила. Жадно затягиваясь, Ольга Семеновна вдруг вспомнила свою первую папиросу. После своей первой операции, почти десять лет назад.
Ища разрядки мучительному сочетанию скованности и внутренней дрожи, она, почти бессознательно, потянулась к лежащей на столе пачке. «Стоп, — сказал ей заведующий, старый хирург, — Учтите, деточка, это не будет случайным эпизодом. Вы станете курить. Профессиональная вредность для женщин нашей специальности». Он оказался прав.
Вошла Люда. Покопалась в шкафу, попросила спички. Ее крупные, яркие губы колечком круглились вокруг желтого фильтра сигареты.
«До чего хороша, — подумала Ольга Семеновна. — Прямо оторопь берет. А халат! В ателье, что ли, она его шила?
— Ну, что больной?
— Вышел из наркоза. Даже улыбается.
— Даже улыбается! Это уж ваша заслуга. Вполне его понимаю. А вот ассистировали вы никуда.
— Я ведь никогда не думала в хирургию, — спокойно сказала Люда. — Хотела невропатологом, но были такие дыры. А тут все-таки… и Москва недалеко. Мне б до февраля только, муж кончает МГУ.
— Ясно. — Ольга Семеновна сухо кашлянула. — Только не забудьте бросить. Эта каторга на любителя. Ну, пишем операцию. Диктую…
В номере гостиницы было нестерпимо душно. Ольга Семеновна с трудом стащила влажное, липнущее платье, надела купальник, постояла перед зеркалом, глядя на свое длинноносое лицо, на уродливую худобу, сутулость… Как она мучилась этим девчонкой!
Ела кусками масло, закрывая глаза от отвращения, пила какую-то горькую пакость, чтобы возбудить аппетит. И как все это просто! Обмен. Чуть больше, чуть меньше. Впрочем, такая внешность— прекрасный стимул для работы.
Ни мужа тебе, ни детей, ни отвлекающих семейных обязанностей. Она подумала о том, с какой готовностью ее нагружают в клинике разными общественными делами, посылают в командировки, дают внеплановые дежурства. Надо же занять и утешить человека. И они правы, спасибо им…
На реке было людно. Как всегда, у Ольги Семеновны появилось желание найти уединенное место, тихонько искупаться там, но она привычно подавила его, считая это недостойным.
Легко разбежавшись, Ольга прыгнула головой вперед и долго скользила под водой, пока ее не вынесло на поверхность. Она долго плыла по течению, смотрела на берега, на золотистые стволы мощных сосен. А потом ей было хорошо лежать на песке, смотреть из-под прикрытых век…
В последние годы она почти совершенно потеряла надежду на замужество, на любовь. Запрещала себе думать об этом, все чаще представляла неизбежное одиночество, заранее привыкала к нему. Но одновременно все сильнее, как неизбывная, почти физическая боль, томило ее желание иметь ребенка.
Мать, акушерка с сорокалетним стажем, родившая пятерых, как-то сказала Ольге: «Замуж тебе надо… Ребенка должна родить».
Ольга Семеновна, обычно резкая, иногда до грубости, опустила глаза, спросила тихо: «Это как же прикажешь?» Мать рассердилась, тряхнула высохшей головой: «Сказать, откуда дети берутся? С мужиком сойтись надо. Попросту. Поняла? В дом отдыха ездишь, в командировки ездишь… Не мне, старухе, тебя учить…»
Ужинала Ольга Семеновна в ресторанчике, единственном в городе. Зал был полон, у стойки буфета стояла длинная очередь мужчин — за пивом.
Наконец заказ принесли.
— У вас свободно? — спросил остановившийся у столика высокий мужчина с двумя пивными кружками в руке.
Ольга Семеновна кивнула.
Он сел, жадно, залпом выпил кружку. Потом показал глазами на ее, нетронутую.
— Не нравится?
— Нет.
— Это потому, что вы сравниваете, — сказал он, улыбаясь.
— То есть? — Ольга Семеновна равнодушно, в упор посмотрела на него. Светлые волосы, светлые глаза, белые зубы. В этой духоте, среди распаренных лиц он выглядел удивительно свежим.
— Вы сравниваете с хорошим пивом, а этого делать не следует, — пояснил мужчина. — Нужно воспринимать только это.
— Хорошенькое дело. — Ольга Семеновна вдруг почувствовала беспричинное раздражение. — Вы прямо йог какой-то. Вам это удается?
— В известной степени. — Он взял вторую кружку и отпил половину.
Ольга Семеновна засмеялась.
— Слушайте, а ведь так можно все за благо считать!
— В известной степени, — повторил мужчина. — Кстати, мы с вами почти соседи. Живу этажом ниже. Бутин Владимир Степанович.
Прошла неделя. Ольга Семеновна часто встречала Бутина на главной улице. Он вежливо кланялся. Однажды увидела его в парке, сидящим над обрывом к реке.
В профиль он выглядел старше, плечи его были привычно сгорблены, угол рта тянулся вниз. Услышав ее шаги, он чуть повернул голову, встал, приглашающе кивнул на скамью:
— Присоединяйтесь!
Ольга Семеновна молча села.
— Владимир Степанович, а что вы делаете здесь? — спросила она мягко.
— Пытаюсь наладить технологический процесс на местной бумажной фабрике.
— Ну и как?
— Плохо. Вечная загвоздка — нормы соблюдены, а качества нет. Приходится искать на ощупь. Похоже на стряпню: сварено по книге, а вкус не тот.
Этот десятиминутный разговор совсем по-дружески сблизил их.
В эту ночь Ольга долго не могла заснуть. Несколько раз бралась за книгу, но было неприятно следить за любовной историей героев, как будто она подглядывала за тем, чего у нее самой никогда не будет.
«Что ж, сделай это, — думала Ольга Семеновна путано, стыдясь своих мыслей и словно издеваясь над собой. — Прояви решительность и деловой подход. Он ведь такой добрый, он поймет. Вот и пользуйся его добротой и стечением обстоятельств. Нужно принять это как необходимость, и все станет просто… Ведь он тебе даже нравится, ведь так? Странно, что это как будто мешает, усложняет все… Господи, но почему же нет, кому от этого плохо? Ох как скверно! До чего вы докатились, милочка моя!..»
В день перед отъездом Ольга Семеновна ушла из больницы рано. По пути в гостиницу, спасаясь от внезапно хлынувшего ливня, забежала в магазин. В томительном ожидании медленно ходила вдоль витрин, смотрела, читала этикетки.
Увидев армянский коньяк, неожиданно для себя купила бутылку, подумала, словно оправдываясь: «Ведь редкость, как упустить…» Конца дождю не было видно, и она решила идти.
Редкие прохожие под зонтами, в плащах оборачивались ей вслед. «Ну, разве так бывает у порядочных людей! — ругала она себя. — Ничего нет, ехала как на выходной на дачу.
Дежурная по этажу обошла вокруг нее, всплеснула руками.
— Ох, деточка, ох, мать ты моя! Мокрей воды, грязнее грязи! Ай ты себе враг! Переодеться есть во что? Грелку электрическую дам — и в постель сразу!
Ольга Семеновна подошла к зеркалу, увидела свое фиолетовое лицо, торчащие мокрые космы волос, облепившее тело платье и расхохоталась. Дежурная неуверенно хихикнула, прикрываясь ладонью, побежала за грелкой. В постели она мгновенно заснула. Пробудило ее солнце. Она быстро оделась, уложила чемодан, заплатила за номер, позвонила на вокзал. Поезд уходил завтра в десять утра.
На улице было так, будто несколько дней непогоды, ветра, дождя тщательно вычистили, вымыли, обновили все вокруг. Ольга Семеновна побродила по городу, и вышла к кинотеатру. Увидев за стеклом фойе Бутина, решительно купила билет.
При выходе Ольга намеренно задержала шаг, чтобы Бутин мог подойти к ней. Он догнал ее, сказал, поздоровавшись:
— Нам по дороге, вы позволите…
— Пойдемте, — ответила она просто.
Почти всю дорогу молчали. Она шла быстро, независимо, решительно шагая по грязи и лужам.
— Ольга Семеновна, вы словно меня боитесь и вот-вот броситесь бежать, — сказал Бутин. — Или вы куда-нибудь спешите?
— Да нет, привычка уже. — Она опустила голову и пошла тихо.
Перед самой гостиницей она сказала с притворной бодростью:
— Хотите выпить?
— С удовольствием. Но где и как?
— У меня есть коньяк. Пойдемте ко мне.
В номере Ольга Семеновна постояла несколько секунд в растерянности, как будто не знала, зачем она здесь и что делать дальше. Сердце отчаянно стучало. Она поставила на стол коньяк и вспомнила, что больше у нее ничего нет. В углу тумбочки нашлось лишь вялое яблоко, и она положила его рядом с бутылкой. Потом ополоснула стаканы. Натюрморт из всех этих предметов на разостланной газете выглядел жутковато. Она устало присела к столу.
— Я похозяйничаю, — сказал Бутин.
— Ради бога, — вздохнула она с облегчением.
Он открыл коньяк, разрезал яблоко, налил ей и себе.
Когда Ольга Семеновна подняла холодный стакан, взглянула в упор на Бутина, все происходящее показалось ей совершенно призрачным и нереальным.
— Ну, будем… — Он тронул ее стакан своим.
Это было сказано так по-приятельски просто, что Ольга Семеновна почувствовала себя растроганной и повторила послушно:
— Будем… Надоело здесь? — спросила она, отдышавшись после глотка коньяку.
— Да, конечно. Но разница не столь уж велика. Я живу один.
На несколько мгновений упала полная, до звона, тишина. «И ни перед кем не будешь виновата…» — мелькнуло у нее. Последняя причина для отступления исчезла, и ей стало вдруг так страшно, как никогда в жизни.
Бутин заговорил, но Ольга Семеновна уже не слушала, не понимала ничего. «Ты должна это сделать, — лихорадочно думала она. — Должна. Как это мать говорила? Простое дело. Дело житейское. Ведь он должен понять… должен… должен. Должен. Интересно, что за лицо у него будет, когда я скажу?»
Она посмотрела на Бутина и с удивлением почувствовала, что волнуется и за него, словно это испытание предстоит им обоим.
В последние секунды перед тем как заговорить, внутреннее напряжение стало таким невыносимо сильным, что, казалось, еще немного — и ее тело начнет физически сжиматься, исчезать. Она выпрямилась за столом, чуть закинула голову, положила на колени сжатые кулаки.
— Владимир Степанович, — начала она, все еще до конца не веря в происходящее. Собственный голос показался ей незнакомым. — Владимир Степанович, — повторила она, —у меня к вам есть просьба…
— Я к вашим услугам.
— Я никогда не была замужем, и вообще… Вы же видите… Вы понимаете меня? Вы понимаете, что… Должны же вы понять… — Она замолчала, глядя на него отчаянным и требовательным взглядом.
Ей показалось на мгновение, что все застыло вокруг и так навсегда и останется: и комната, и желтоватый свет, и коньяк на столе, и растерянное, недоуменное лицо Бутина. Он торопливым, успокаивающим жестом прикоснулся к ее руке.
Все происходило как в забытье. Придя в себя, резко встав, она подошла к окну, долго глотала вновь и вновь подступавший к горлу комок. Потом, не оборачиваясь, холодно и четко, словно мстя ему за что-то, сказала:
— Уходите. Уходите сейчас же…
Утром, выйдя на пустой перрон, Ольга Семеновна увидела Володю и испуганно остановилась. «Ну зачем, зачем он здесь? Как он не понимает?!» — со стыдом подумала она.
— Вот пришел проводить, — сказал Бутин, виновато улыбаясь.
— Совершенно излишне. — Она смотрела вдаль, мимо него.
— Извините… Ольга Семеновна, может быть, мы встретимся в городе? Адрес, телефон…
— Нет. — Она по-прежнему смотрела мимо. — Это не имеет смысла.
— Но я прошу вас…
— Нет, — повторила она.
— Тогда я найду сам.
— Это ваше дело. Ну, мне пора. Будьте здоровы,
В поезде Ольга Семеновна изо всех сил старалась не думать о случившемся. Но почему я так поступаю, ведь может он и есть тот человек с которым я буду счастлива! То на меня никто не смотрит.
Теперь есть человек, которому понравилась, а я отталкиваю его. Она посмотрела в окно, и увидела его с улыбкой на лице и поднятой рукой. Ольга ответила ему тем же, покивав головой. Как бы давая согласие на встречу в городе!
