Тетя Нюра прожила всю свою жизнь в глухой Рязанской деревушке. Собственно, она приходилась теткой моей маме и была младшей сестрой моей бабушки. Но так уж сложилось, что все мы, ее многочисленные внучатые племянники звали ее тетей.
Была она вторым по счету ребенком в огромной семье: 9 братьев и сестер, не считая троих, умерших в детстве. Между ней и моей бабушкой было 10 лет разницы. Бабуля сумела уехать в город и выучиться на учительницу. А тетя Нюра осталась в деревне. Навсегда.
Прабабка моя, женщина властная и жесткая, просто не отпустила от себя вторую дочь, оставив помощницей в своем практически ежегодно умножавшемся семействе.
Почему именно с ней она поступила так несправедливо? Ведь ее погодок, Клаша, из-под надзора строгой родительницы вырвалась почти сразу. Я много раз спрашивала об этом свою маму, с которой тетя Нюра была особенно близка.
Мама пожимала плечами и делала предположения, что Клаша была бойкая, яркая и хитрая, а тетя Нюра была покорная и мать считала ее некрасивой, а раз Господь не даст доли — то и пусть в няньках живет.
И жила. Пестовала многочисленных братьев и сестер, тем более, что скоро прабабушка потеряла ногу. Рожать, однако не переставая.
Ей досталось столько, сколько только могло выпасть на долю девочки, чье отрочество пришлось на военные годы. И нянчила детей, и управлялась с крестьянским хозяйством — тянула практически одна огород и скотину, и ходила с младшими братьями-сестрами «в люди».
Так тогда называли сбор милостыни, на который отправляли детей. И бродили они по много месяцев от села к селу, в мороз и полую воду, собирая куски черствого хлеба, меняя одни семена на другие.
Тетя Нюра отучилась в школе всего 4 класса, а вот все ее младшие братья и сестры получили высшее образование. И в этом ее заслуга, именно она оставалась дома, берегла старость родителей и посылала студентам то рубль, то трешку от своей скромной зарплаты путевой обходчицы.
Несмотря на опасения матери, выросла она вполне симпатичной, красота ее была неяркая, тихая. Но женихи водились. Да только ни с одним не сладилось. Сначала маманя замуж не отпускала, боялась, что одна не справится, не проживет без помощницы, а потом и поезд ушел. Подросли новые невесты.
А когда уже не стало родителей, скончавшихся на ее многотерпеливых руках, тетя Нюра «прижила» себе сынишку от женатого односельчанина.
Женик родился, когда Нюре исполнилось 35 лет, ему она отдавала всю нежность и заботу, не забывая и о братьях-сестрах и многочисленных племянниках с племянницами.
Оставшийся тете Нюре родительский дом был прибежищем для всех: здесь спасались три дочери спивающейся Клашки (почему-то ее ветка была единственной непутевой в роду): Вера, Люба и Надюшка, которая в детстве переболела менингитом и повредилась умом.
Здесь собиралась по разным праздникам разросшаяся родня. Сюда приводила она и двух внучатых племянников, внуков умершей от опоя Клавдии, потому что их мать Вера тоже пила. Младший из них, Славик, болезненный и безответный, единственный звал тетю Нюру бабушкой.
Единственный, потому что сын ее, Женик, женившийся на москвичке, гостем у нее был редким, а сноха Таня и внучка Леночка и совсем не приезжали. Сноха считала тетю Нюру ведьмой, забывая о том, как плакала у нее в коленях, умоляя помочь, когда ветреный Женик загулял.
Мужик вернулся в семью, а сноха отлучила его от родной матери. Как уж смогла она его обадить, как убедила, что родная мать — причина всяческого зла…
Тетя Нюра на сына не обижалась, хотя, мы и видели, насколько ей больно. Но она жила и исполняла свой вечный долг: помогать всем, чем сможет. Она и под 80 лет держала коз, сажала картошку на всю родню-природу, служила палочкой-выручалочкой для всех, кто заболеет, попадет в беду.
Она заменила моей маме рано ушедшую бабушку, она забрала к себе жить осиротевшего Славика, когда его родители окончательно спились.
Поднять на ноги Славку — такой целью она и стала жить. А мы удивлялись, откуда у нее силы.
Помогая сажать и убирать картошку с необозримого огорода, я валилась с ног, а тетя Нюра после еще накрывала на стол, доила коз и шла в лес за грибами. Как она сама говорила: работая на земле, она отдыхала.
Со Славиком случилось страшное несчастье. Дружки его старшего брата Витьки, который с молодых лет воровал и ушел на зону,так с нее и не возвращаясь, забили парня до смерти на одной из гулянок. Болезненный и низкорослый, простоватый умом парень просто не сумел ни дать отпор, ни убежать.
Тетя Нюра почернела от горя. После похорон сказала, вот справлю Славику 40 дней и умру.
И слово свое сдержала. Заказав по всем церквям, до которых смогла добраться службы на сороковины внучатого племянника, она слегла.
У нее ничего не болело, она ни на что не жаловалась, просто ушла воля к жизни. Всех вырастила, выучила, доправила, а его не смогла.
Умирала она дома у моей мамы. Женик приехал только на похороны, театрально просил присутствующих простить его мать. А за что? Сноха и внучка стояли в стороне, вцепившись друг в друга, побрезговав поминальным деревенским столом, они уехали сразу с кладбища.
А мы с мамой, стоя у гроба, плакали. Уходила целая эпоха, уходило то, что казалось незыблемым: вечная наша печальница и заботница, многовековая связь с землей, которая была корнем всему роду.
Уходила тихо и опрятно, чтобы лечь рядом с неласковой матерью, чтобы неблагодарный сын за бесценок продал родовой дом, чтобы навсегда осиротить братьев и сестер, и нас, многочисленных своих племянников.
Вечная труженица, родная и близкая, как сама русская деревня, выпестовавшая в конечном итоге нас всех…
