Туманов получил от матери письмо, в котором она просила его приехать погостить хотя бы на недельку, в конце же сообщала, что двоюродный брат его Сашка женится и приглашает Туманова с женой Лирой к себе на свадьбу.
— Жена! — бодрым голосом позвал Туманов Лиру и, когда она нехотя отозвалась из кухни, обрадовал ее: — Жена, на свадьбу нас приглашают.
Лира промолчала, а Туманов стал доказывать ей, что поездка в деревню необходима:
— Во-первых, я не был там целых четыре года. Во-вторых, нужно же с матерью повидаться, помочь ей. В-третьих, свадьба… — Туманов не скрывал своего удовлетворения. — Женится все-таки, стервец. Представляешь, за тридцать, а он еще только женится…
В конце концов решили: Туманов поедет один — так удобнее и расходов меньше.
Подходя к деревне, он ощутил в теле легкую усталость от дороги, но радость приезда заставила тут же забыть о ней. Неужели он не был в деревне целых четыре года?
Женился Туманов, потому что пришло время, — стукнуло ему тогда двадцать пять. Он оказался в большом городе, у дальних родственников, а у них были близкие знакомые, а у тех — дочь на выданье.
«Пара!» — ахнули все при первой же встрече и стали сначала полушутя, а потом всерьез считать Туманова женихом, а Лиру — так звали дочь близких знакомых — невестой. Она была недурна собой — кареглаза, представительна и только чуть-чуть широкоскула, немного играла на гитаре.
На пятом месяце учебы в аспирантуре Туманов, к великой радости родственников, сделал Лире предложение.
Свадьбу сыграли по-русски широко — родители невесты не поскупились ради своей единственной дочери.
Летом Туманов повез жену в деревню. Лира была на седьмом месяце беременности и, пользуясь своим положением, капризно помыкала мужем.
В деревне Лира не проявила особого любопытства ни к лесу, ни к речке, ни к домашним животным. Она терпеливо скучала, часами сидела у окна над книгой, и только уступая настойчивым заботам мужа, шла с ним на гумно или к пруду.
Однажды Лира сказала Туманову, что ей нужно показаться врачам, заторопила его с отъездом. Мать провожала их до леса, при прощании не выдержала, заплакала, и у Туманова надолго осталась в сердце тяжесть от этих слез…
Через два с половиной месяца Лира родила девочку, которую назвали Элеонорой. Отец Лиры выхлопотал молодоженам квартиру…
Туманов подходил к дому, в котором родился и вырос, с благоговейным умилением в душе. «Вот моя деревня, вот мой дом родной», — про себя декламировал он.
Мать обняла сына молча и даже не спросила, почему приехал один, без семьи, а Туманов, не дав ей опомниться, выложил из чемодана гостинцы.
— Это тебе, мама.
— Зачем мне столько, себе бы что-нибудь купили лучше…
Мать хлопотала на кухне — поставила самовар, достала из подпечья десяток яиц, клубничное варенье, плошку малосольных огурцов.
Несколько дней Туманов провел так, как хотел: утром, проснувшись, бежал к роднику умываться, пилил и колол дрова, лежал на задворках под липами, перед сном шел за деревню и гулял где-нибудь на безлюдье. Незаметно приблизился день Сашкиной свадьбы.
Когда Туманов вернулся с реки, за невестой уже уехали. Мать заторопила сына:
— Иди одевайся быстрее да пройдись вдоль деревни нарядный-то.
Из прогона под гору выкатился грузовик с пировыми. Машина подъехала к дому жениха с песней. Кроме гостей, в кузове было приданое. Все это принялись весело сгружать. Когда кузов опустел, он увидел на краю его молодую женщину в красном платье. О ней, видимо, забыли, и она растерянно ожидала помощи. Туманов подошел к ней и, придерживая, опустил на землю. Женщина поблагодарила и тут же отошла к своим. Лица ее он не рассмотрел, запомнил только близко увиденные ноги — стройные, с бронзовым отливом.
«Почему она одна?» — подумал Туманов, ожидая, когда женщина выйдет из дома. «Все это ерунда, конечно», — говорил он себе, а сам стоял и ждал. Было в ней что-то такое, что задевало в нем самые сокровенные, потайные струны — и задевало помимо воли и желания.
— Едут! Едут! — раздались голоса.
Первым из машины вылез несколько растерянный жених. Он неловко подал руку невесте, полной, слегка рыжеватой женщине, и повел ее к крыльцу, на котором их дожидалась Нюраха. Поодаль за ними шли родители невесты: отец — высокий пожилой мужчина, и мать, женщина довольно толстая, но еще легкая на ногу и не по годам подвижная. Нюраха расцеловалась сначала с женихом и невестой, потом со свахой и сватом.
— К столу, гости, милости просим! — позвала она пировых.
Случайно или неслучайно женщина, присутствие которой неожиданно стало для Туманова обязательным, села напротив него. Глаза их встретились, женщина улыбнулась ему.
«Почему она одна?» — опять подумал Туманов. Он давал ей двадцать пять — двадцать шесть лет, хотя выглядела она еще моложе.
Станислав вышел на середину комнаты и провозгласил первый тост — за жениха и невесту.
Туманов через стол потянулся к женщине, стекло слабо звякнуло. Она опять улыбнулась ему, и Туманов ей улыбнулся. Выпили они вместе, до дна — как и полагалось после первого тоста.
«Чудно как-то получается, — думал Туманов, закусывая. — Вроде бы ничего и не было между нами, и слова друг другу не сказали, а как будто уже познакомились.
Туманов налил женщине вина и поднял свою стопку.
— Выпьем за знакомство. Как вас зовут?
— Оля.
— Меня Владимиром зовут, Володей…
Они вместе отпили и поставили стопки на стол.
Туманов узнал, что Оля приходится невесте двоюродной сестрой, что работает она на строчевышивальной фабрике в том городе, где Туманов сошел с поезда, живет у родственников. И еще он узнал, что Оля была замужем, но разошлась и что у нее есть дочка трех лет.
Туманов подошел пригласил Олю на танец и она послушно прильнула к нему.
— Вы необыкновенны, вы удивительны…
От искренности и нежности у него даже слезы выступили.
— Мы ведь еще совсем незнакомы, — слабо возразила Оля.
Мы с вами знакомы давным-давно. Я не смогу, просто не сумею сказать вам все, что хотел бы. Но вы удивительны. Вы еще ничего не сделали для меня, но я уже благодарен вам…
Оля молчала: может быть, ей впервые в жизни говорили такие слова. Она склонила голову, и Туманов ощутил щекой легкое прикосновение ее волос.
— Оля, скоро все снова сядут за стол. Я посижу с полчаса и выйду. Вы выйдете за мной, минут через пять. Я буду ждать вас в проулке у огорода… Не бойтесь, все уже пьяны, и никто не заметит, что мы ушли. Хорошо?
— Хорошо.
Как слабый огонек вдалеке, мелькнула и погасла мысль: «Что же я делаю?..»
Туманов встал и вышел. В проулке никого не было: посторонние разошлись по домам, гости сидели за столом. Слышно было, как шумит застолье.
Стоять ему надоело, он стал ходить вдоль частокола. Иногда сердце падало: «Не придет». Попытался успокоить себя: «Господи, почему я так мучаюсь? Ну, не придет и не придет».
Наконец дверь открылась. Кто-то спустился по ступенькам крыльца. В проулке показалась женская фигура. «Она», — угадал Туманов — и сразу стало легче.
Он взял ее руки в свои, бережно подержал их, потом обнял Олю за плечи. Ощутив близко ее дыхание, он прижал свои губы к ее губам, Оля обхватила его за шею.
Поцелуй длился долго. Руки Туманова устали от крепких объятий. Он слегка отстранился, но не отпускал Олю. Провел ладонью по ее волосам.
— Уйдем куда-нибудь…
Тесно прижавшись, они побрели по тропинке. Все равно куда — в поле, в ночь…
Проснувшись, Туманов увидел над головой дырявую крышу сарая. В щели прорывались полосы солнечного света. Он сразу же вспомнил все.
Душно и приторно пахло сеном. Туманов закрыл глаза и долго лежал так, в подробностях переживая прошедшую ночь. И опять — уже неизбежной, глухой стеной встал вопрос: «А что же дальше?»
В памяти возникло неподвижное, бесстрастное лицо жены. Воспоминание это было ненужным сейчас, лишним. Туманов резко поднялся. От этого движения в голову вступила боль: сказывалась выпитая вчера водка. Стрелки часов показывали половину восьмого. «А ведь пора вставать», — подумал Туманов и опрокинулся на сено. Оля сообщила:
— Сегодня после обеда мы уезжаем.
— Как уезжаете? Почему так быстро?
— Завтра на работу.
Сердце у Туманова заныло, как будто уже расставались.
— Но ведь я еще не все сказал тебе. У меня есть жена, ребенок.
— Я знаю.
Подняв голову, она заглянула Туманову в самые зрачки:
— Я знала, знала!
— И хорошо, что ты знала. Теперь мне легче. На днях я буду в городе у дяди. Мы встретимся и все решим. А сегодня я приглашаю тебя на все танцы.
— А что другие подумают?
— Пусть думают что угодно. За стол садись против меня. Я хочу тебя видеть. Мне хорошо, когда я тебя вижу.
На музыку стали выходить женщины, образовался круг. Туманов танцевал с Олей, не отпуская ее от себя.
Мать на минутку, словно по делу, позвала его, спросила о том, о чем предостерегала Оля:
— Что люди-то подумают? Она-то разведенная, а ты женатый.
Туманов успокоил ее:
— Пусть, мама, думают что угодно. Поговорят и забудут.
И снова ушел к Оле.
Она ни о чем его не спрашивала, слушала, что он говорит ей, и молчала. А он говорил много — на него говорун напал.
Подошло время, стали собираться к отъезду. Шофер вывел машину из проулка и развернул ее вдоль улицы. Туманов подошел к грузовику, надеясь встретиться с Олей лицом к лицу.
Она вышла из дома. Он подошел к палисаднику и сорвал махровый, поникший от собственной тяжести георгин.
— Это тебе.
Уже держась за борт, Оля обернулась и взяла цветок.
— Спасибо.
— Не забывай меня… и жди…
Машина тронулась. Туманов вместе со всеми махал ей вслед. Когда она скрылась в прогоне, Сашка и Станислав взяли его под руки и повели в огород.
— Пойдем-ка с окончанием коньячку домашнего. Последняя свадьба у нас в роду, теперь жди, когда дети вырастут…
А ты, брат, не промах, — услышал Туманов одобрительный Сашкин голос, — за Ольгой, смотрю, приударил. Баба хорошая, мимо не пройдешь. Только вот с мужиком не повезло ей — проходимец достался.
Туманов проснулся в кровати, в горнице. Потирая болевшие виски, безуспешно пытался вспомнить, как оказался дома.
Он окликнул мать. Она вошла тут же и подала ему телеграмму.
«Выезжай немедленно, — прочитал Туманов. — Среду Козлачковых именины. Целую. Лира».
Рука с телеграммой тяжело повисла над полом. Туманов закрыл глаза. Боль в голове отвлекала, мешала думать.
— Мама, мне бы кваску или чего-нибудь поострее.
Мать принесла в литровой стеклянной банке квасу. Он был холодный и кислый. Туманов жадно выпил его.
— Спасибо, мама. Сейчас я встану.
«Надо ехать, — решил вдруг Туманов, — и сегодня же, сейчас…»
Жаль было мать. Словно ее подтолкнул кто-то изнутри — она встрепенулась, засуетилась, собирая сына в дорогу. Телеграмма избавила Туманова от ненужных и неискренних объяснений.
Завтракал он торопливо, как будто в его распоряжении оставались считанные минуты. Мать смотрела на него молча.
Прощаясь с нею за банями, Туманов хотел утешить ее, но сам расстроился.
— Мама, ты ведь одна у меня. Мне бы тебя к себе взять…
И не договорил, обнял, расцеловал ее.
— До свидания, мама. Надумаешь, приезжай.
Мать ладонью вытерла слезы.
— Где уж…
Туманов шагал широко и только несколько раз на ходу оглянулся, чтобы помахать матери. А она стояла и смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся в лесу…
До прихода поезда он все время ходил по перрону, то и дело поглядывая на часы. Когда уже объявили посадку, Туманов ринулся в буфет и взял стакан вина.
— Прощай, — сказал он тихо кому-то отсутствующему. Вот и вся любовь!
