Женщина одна бедности очень боялась. Панически. А страх парализует и сознание, и волю, и слабеет человек, и может свалиться на него то, чего он так боится.
Когда дочка ее совсем маленькой была, то подошла к ней, и спросила:
— Почему бабушка Валя так часто прощения у меня просит? И «сыночком» иногда называет?
— Старенькая наша бабушка уже, вот и заговаривается, — ответила женщина.
А ночью, когда все уже спали, женщина лежала, и плакала, вспоминая своего братика, и маму, и себя.
А потом пролетели годы, и дочка этой женщины подросла, а она поняла, что устала жить со своим страхом, и с ним надо что-то делать. Только это трудно очень…
— Мы бедно жили, — рассказывала женщина. – Брат в первый класс собирался, а тогда уже появились приставки эти, для игр. И все дети их хотели, и Костя наш исключением не был. А стоила она очень дорого. Мама пыталась ему объяснить, что его к школе надо готовить, что нет таких денег, только как это объяснить ребенку? Он капризничал, ревел, и я понимаю, что это от воспитания все, только вот и меня особо не воспитывали, но как-то умела желания свои усмирять, видела, как маме трудно, как она работает постоянно. Костя пошел в школу, а потом заболел. Пневмония. Сначала думали, что простыл, мама больничный взяла, лечила его, а температура не спадала. И у него что-то вроде бреда началось. И он все говорил: «Мама, почему ты мне ее не купила. Я не поиграл». Его отвезли в больницу, но спасти не удалось. Что с нами было, сами представить можете. Родственники, хорошо, что в беде не бросили… Только вот мама…
У женщины зазвонил телефон, и она полезла в сумку. Поговорила, как я поняла, с дочкой. А потом продолжила свой рассказ:
— Декабрь холодным был очень, морозы до минус тридцати доходили. У меня то время с холодом страшным ассоциируется, когда согреться невозможно.
— Простите, а что с мамой случилось?
— Все думали, что это от беды, такое состояние. Она странно себя вела. К маленьким мальчикам на улице подходила, становилась на колени, плакала, и кричала: «Прости меня, сыночек!» Дети пугались. Убегали. Родители, если рядом были – ругались на нее. Она и в комнате у него сидела, и все повторяла – прости, сыночек, прости. Но это недолго длилось. В больницу ее забрали. А я к тетке жить переехала.
От этой истории у меня к горлу ком подступил. Такое бывало очень редко. Но бывало, чего уж там скрывать.
— Мама месяца два лечилась, но безуспешно. Медсестры ее так и называли Прости Меня Сыночек. Прозвище появилось. Она просила прощения уже у всех. У санитарок, врачей, других больных.
— Но она поправилась?
— Да. Мне тетка рассказывала, как врач сказал ей, что маму судьба исцелила. Она на препаратах была, на мир по-другому смотрела. Ее гулять вывели, с остальными, а к санитарке сын пришел, он ключи забыл, или потерял. И шел к ней. А мама его увидела, и кинулась к нему. И как обычно, на колени, и давай свое: «Прости меня, сыночек!» Мальчик замер, испугался, а за мамой уже стояла или медсестра, или… Я не помню кто. Вроде бы медсестра. Она и спасла маму. Стала мальчику знаки подавать, мол, соглашайся. А он или смышленым оказался, или… Сложилось все так. Но он сказал: «Мама, я на тебя и не обижался никогда». А мама словно и не слышала. И мальчик сказал: «Мама, я тебя давно простил». Простите, я и этого точно не знаю, как было, по словам. Но мне так сказала тетка. Мама разрыдалась, обняла его, тут уже остальные больные вокруг стояли. Ей важно было услышать это слово – «прощаю». И она быстро пошла на поправку. Такое вот чудо. Потом она мне рассказывала, как видела Костю, как он являлся… Это просто дети были, конечно, на улице. Но они ей Костей казались. И она подбегала к нему, а он убегал. Не он, конечно…
— Я поняла.
— Поймите и то, что после той истории я изменилась тоже. И думала, что когда у меня будет ребенок, то из кожи вон вылезу, то у него все будет. Только, не совсем и не всегда так получается. И вы можете понять мое состояние, когда…
— А сколько дочке сейчас лет?
— Поздняя она у нас. Сейчас её четырнадцать.
— Трудный возраст.
— Не то слово, и каждое ее «купи» возвращает меня в прошлое. Последние слова Кости, понимаете? И мамино чувство вины потом. Мне трудно. Трудно жить. Можно это поправить?
— Попробуем, — сказала я. – Обещания в нашем деле никогда нельзя давать. Но попробуем.
