На консультацию к сурдологу мы поехали всей семьей.
Дочке почти год, она не слышит, перенесла менингит. Мы поехали за хорошими новостями, а не за приговором.
Я ждала чего-то вроде «промывайте ушки, слух вернется в течение недели».
По пути заехали на заправку.
Там была очередь.
— На обратном пути заправимся, — сказал муж.
— Погоди тогда, сейчас я кофе возьму, — попросила я.
Запах кофе — это самый жизнеутверждающий аромат на свете. Если кто-то стоит на подоконнике, собирается прыгнуть, то надо, если есть возможность … сварить кофе. Этот аромат — лучший аргумент за жизнь.
— Отличного вам дня, — сказала мне женщина в кокетливой бейсболке.
— Спасибо, — обрадовалась я, расценила это как хороший знак.
Она тоже пила кофе, и мы «чокнулись» пластиковыми стаканчиками и рассмеялись.
Мы приехали в медициский центр в 10 утра. А вышли оттуда в 17 часов вечера.
Мы прошли все исследования и узнали: можно ничего не промывать, наша дочь — глухая. Абсолютно глухая. Ничего уже не спасти.
Врач говорила страшные слова: инвалидность, операция, нет времени, спешить.
Они бились о стекло моего оцепенения, не проникали внутрь.
— Знаете, мы сейчас ничего не понимаем, — сказал муж. — Можете написать нам на бумаге? Или я диктофон включу…
Я поняла, что он тоже в стекле. Не понимает .
Мы вышли из кабинета.
В коридоре нас ждал старший сын.
Он школьник. Ему семь лет.
— Мам, а я выиграл в шахматы подряд восемь раз, — сказал он ликующим голосом.
Внутри меня разорвался шар раздражения.
— Сколько можно играть в планшет? Ты вообще способен на что-то еще, кроме этих чертовых игр? — сказала я своему голодному ребенку, целый день прождавшему в коридоре.
Мы вышли на улицу. Сели в машину.
Когда тебе плохо, самое страшное — замечать, что жизнь течет своим чередом. Смеются дети, летают птицы, люди пьют кофе и ездят на автобусах.
Ты не понимаешь: как так? Почему ? У меня мир перевернулся вверх тормашками, я живу чувствами наизнанку, а все… хрустят яблоками, платят коммунальные платежи, назначают свидания.
Какие матерые эгоисты! Какие сволочи все вокруг!
Мы заехали на ту же заправку.
Женщина в бейсболке снова сделала мне кофе.
— Как ваш день? — мило спросила она, широко улыбаясь.
Мне захотелось ударить ее по лицу.
Стереть улыбку.
— Не ваше дело, — грубо сказала я.
И стёрла улыбку.
Муж в машине включил музыку. На полную мощность. Капсула авто пульсировала звуком.
— Сделай потише, — сказала я.
— А что, она же все равно не слышит, — кивнул муж на спящую дочь.
— Но мы-то слышим , — с раздражением сказала я.
— Мам, я есть хочу, — сказал сын. Он сидел сзади, смотрел в окно, планшет я у него отобрала.
— ПОТЕРПИШЬ! — в один голос рявкнули мы с мужем.
Мы приехали домой. Поужинали. Я считала минуты до момента, когда можно будет заснуть. Когда я провалюсь в сон, который прервет боль.
Меня раздражал муж. Меня раздражал сын.
Я стала вспоминать этот день. Какая мерзкая врачиха. Не успела поставить диагноз, а уже говорит про инвалидность. Никакого такта. Мы живые люди, а не роботы.
Надо пойти на сайт и написать жалобу. На эту гадкую бесчувственную женщину.
— Что ты делаешь? — спросил муж.
— Пишу отзыв об этой бабе…
— А что она тебе сделала? Это ее работа. Она диагноз поставила. Она не виновата, что Катя оглохла.
— Слушай, заткнись, а? Ты самый умный, да???
— У нас есть в доме что-то алкогольное? — спросил муж.
Он у меня не пьёт.
— Не знаю, разве что что-то подарочное… Виски, кажется …
— Тащи. Хочу напиться.
— Ну да, только этого не хватало!
Вот мне кипела, бушевала злость. Я не могла взять ее под контроль. Я поняла, что сейчас кого-то ударю. Для начала в стену , а там будет видно.
Я схватила ключи от машины, стала обуваться.
— Ты куда?
— Гулять.
Я выбежала в ночь, прыгнула в машину, и выехала на МКАД. Машин было мало, время близилось к полуночи.
Я встала на обочине, включила аварийку.
— ААААААААА! ААААААААА! ААААААААА!!!!
Я кричала до вздувшихся жил, до поступивших от крика слёз. Я слышала свой крик, я вибрировала им. Я кричала так громко и так страшно, что мне кажется, меня было отлично слышно и сквозь закрытые стёкла на всем МКАДе.
ААААААААА!
Домой я приехала в три часа ночи.
Муж спал, уронив голову на руки. Рядом стояла початая бутылка виски. С непривычки ему хватило и пары стопок.
Я грузно села на табуретку рядом.
Муж проснулся, стал тереть глаза.
— Я выпил, — сказал он, будто извиняясь . — Я спать.
Я кивнула.
— Сердишься? Молчишь? — спросил муж.
Я помотала головой.
— А что?
Я взяла бумагу, которая лежала на столе. Написала: «я потеряла голос».
Муж встал, поцеловал меня в макушку и сказал:
— Прорвемся. Эта глухота не помешает нам любить нашу дочь.
И ушёл спать .
Я перевернула лист бумаги. Тот самый, который дала врач.
На обратной стороне было написано:
«Вашей дочери нужна кохлеарная имплантация. Нужно направление. И КТ височных долей, чтобы понять, сколько у вас времени. Срочно, ребят. Срочно!!!Эмоции потом. Сейчас спасите ей слух! Держитесь. Вот все контакты. Скажите, что от меня. Молюсь за вас».
Я заплакала.
Голоса не было, я хрипела.
Было очень больно. Ободранное криком горло болело, ныло сердце.
Но где-то там, в эпицентре боли, зарождалась надежда .
И благодарность.
Я поняла, что миру вокруг не все равно. Даже если на первый взгляд это не так.
