Про взрослую жизнь Ксения знает все. Например, знает, как и откуда берутся дети. Все просто: сначала папа мнет маме живот, потом живот начинает пухнуть, и спустя время из него появляются маленькие сестренки и братишки.
Их у Ксении уже пятеро (до пяти считать умеет), а сама она, говорит мама, шестая. Она – шестая, и лет ей шесть. И живут они все вместе в маленьком доме на окраине города, откуда далеко ходить в магазин.
Но туда они и ходят редко; хлеб и кости («Ты даже на мясо для детей заработать не можешь, кормлю, как собак, костями» — говорит мама отцу), так вот, хлеб и кости отец привозит на старенькой машине, на которой, когда едешь, сквозь щели в полу видна убегающая назад дорога.
Сбоку в машине дует, и спереди дует тоже, и если кто в зимнее время садится в их колымагу в первый раз (отец часто кого-нибудь подвозит до центра), то говорит изумленно: «У вас тут как на санях – без шубы замерзнуть можно»…
Сами они ни холода, ни сквозняков не бояться – по-ду-маешь… Соседка тетя Лида зашла однажды к ним в лютый мороз, а она, Ксения, стоит в коридоре на линолеуме босиком. «Да заведите скорее ребенка в дом! Простудите!» — заверещала соседка, а мама удивилась: «С чего простыть-то? Не на улице же. А дома они всегда босиком – хоть летом, хоть зимой».
Тут мама сказала правду. Вообще же, знает Ксения, взрослые большие вруны. Про ту же тетю Лиду чего только не говорят, пока ее нет. А придет – «Лидуша, Лидуша…
Как мы рады… Проходи, садись…».
Да без вранья и не проживешь – это Ксения знает тоже. Прошлой осенью отец хорошо заработал на какой-то шабашке, а в школе раздавали зимнюю одежду для многодетных и малообеспеченных семей. «Одежды немного, — жалилась пришедшая к ним учительница. – Вы уж скажите честно, что именно вам нужно. О других тоже надо подумать»…
— Все нужно! – решительно заявила мать. – Пальтишки друг за другом носят, и те – дыра на дыре.
Ксения знала, что как раз пальтишки-то на отцову шабашку братьям купили. Но очень хорошо понимала и маму: купили нынче, а завтра… завтра есть нечего будет. Вот они на базаре школьные пальтишки и продадут…
Она давно вывела для себя правило: чтобы жить среди взрослых спокойно, их надо разгадать и перехитрить. Вот, например, приходит она к бабе Нине, а та собирается кормить внуков обедом. Разливает суп. Ксения говорит:
— Мне тоже.
— Да уж налью, — не возражает баба Нина.
Тогда Ксения, как бы невзначай и глядя в сторону, добавляет еще:
— С мясом.
Рука бабы Нины замирает над кастрюлей, и теперь можно быть уверенной: мяса ей обязательно положат. Причем, возможно, даже больше, чем своим внукам.
*
Не разгадала взрослых она один только раз. К соседям привезли на лето мальчика со странным именем — Марк. Был он младше ее, Ксении, на два года, но считать умел до десяти, знал все буквы и даже складывал их в слоги.
Бабушка положит ему две вырезанных из картона буквы и спрашивает: «М и А, как будет вместе?» «Ма», — говорит Марк и счастливо смеется. Так же смеялся он еще вот когда: бабушка напишет в тетрадке букву, и просит внука написать точно такую же.
Марк берет в руки фломастер, сосредоточивается, выводит буковку и опять смеется-заливается от счастья: получилось! Ксению это немало удивляет: старшие братья, когда готовят дома уроки, молчат, сопят и тоскливо смотрят на сестру, беспечно играющую с куклой. Но чтобы счастливо смеяться при этом, как Марк…
И все-таки больше всего этому мальчику нравится играть с ней, Ксюшей (Ксюша – это придумал как раз он, дома ее так не зовут). И вот когда Ксения это поняла, она быстренько научилась извлекать из этого для себя пользу.
— Марк, давай играть в машинки!
Мальчишка тут же выносит из дома несколько игрушечных машин. Играют они на крыльце бабушкиного дома: устраивают аварии, вызывают гаишников и скорую помощь…
В какой-то момент чуткий Ксюшин нос улавливает запах свежей выпечки.
— Марк, я хочу есть, — напрямую говорит она (с Марком хитрить не надо – все ее просьбы для него закон). И вскоре мальчик выносит на крыльцо два румяных пирожка с капустой…
Словом, пока Марк жил с бабушкой, все шло хорошо. Но потом приехала его мама.
Ксении она не понравилась сразу. Во-первых, одета не так: не в халат, и даже не в юбку, а в какие-то чудные, у щиколоток обрезанные брюки. И волосы на голове острижены коротко, как у мужчины (нет, чтобы нормальную химзавивку сделать…).
Но главное было не это. Главное было вот что: все взрослые разговаривают с детьми пусть и притворными, но ласковыми голосами. А эта со своим Марком – как со взрослым. На полном серьезе. Не считая нужным добавить в голосок хоть капельку сиропа.
Марк говорил, что мама работает в большом («больш-о-м») издательстве, и ее работа – выискивать в текстах ошибки. «Думаешь, почему в книжках ошибок нет? Их мама нашла! И уничтожила!» — радостно сообщил Марк.
«Вот-вот, привыкала уничтожать… Может, она нам теперь играть вместе запретит?» – испугалась Ксения.
Играть на крылечке она им все-таки разрешила. Они с Марком опять бросали машины в аварии, вызывали гаишников и скорую помощь…
Когда в животе засосало от голода, она привычно сказала Марку: «Хочу есть!». Тот побежал в дом и вернулся в слезах.
— Мама сказала, чтобы обедать ты шла домой. А потом я буду спать. А потом… потом приходи.
И тогда она обиделась. И ходить к ним перестала.
*
Зато через несколько дней заявилась его бабушка:
— Ксюш, ты чего не появляешься? А у Марка сегодня день рождения. Мы всех ребятишек с улицы пригласили. Ты тоже приходи.
Она подумала-подумала, и решила сменить гнев на милость. Без Марка было скучно…
Пришла. Счастливый именинник заявил:
— Я хочу сидеть с Ксюшей! Можно, мама?
Мама посмотрела на девочку и увидела глаза взрослой женщины – Ксения смотрела на нее неприязненно и настороженно. Сразу вспомнилось: два дня назад они пошли с сыном гулять.
Хорошо гуляли, разговаривали обо всем… Их улица среди других окраинных улиц города самая крайняя, сразу за ней – огороды, луг и затем большущий, глубокий овраг. Так вот, они ушли далеко – через луг, вдоль оврага, спустились к озеру и только затем вернулись назад.
И вот когда ступили на свою улицу, он вдруг увидел ее, эту девчонку. На секунду остановился, словно не веря глазам, а затем с криком «Ксюша! Ксюша!» понесся к ней. Даже не понесся, а, казалось, полетел. Полетел, не касаясь земли ногами…
Она стояла, пораженная. Это – что?!. Ну, не любовь же! В таком-то возрасте…
Вспомнила и то, как огорчился сын, когда она не разрешила пригласить Ксению на обед. А почему она должна была приглашать, если соскучилась – нет сил, и хотелось посидеть с ним и со своей мамой, его бабушкой совсем одним, без посторонних?
И на другой день эта девчонка играть на крылечко не пришла, и Марк несколько раз спросил бабушку: «А почему нет Ксюши?». И весь день был рассеян и вял. Она даже обиделась: он, кажется, мне и не рад…
А на следующий день они пошли гулять. И он полетел к ней навстречу, упал и разбил коленку, а эта пигалица гордо прошла в свой двор и даже не оглянулась…
Отчего он тогда плакал – от боли? Или от горя, что — не оглянулась?..
Когда пришли домой, коленку промыли и перевязали бинтом с листом подорожника. Она утешала сына: «Ну, все, все, с подорожником быстро заживет», и он перестал всхлипывать, но вдруг сказал:
— Завтра я покажу коленку Ксюше.
Господи, да что же, действительно, ЭТО такое? И что она должна сделать сейчас, в его день рождения, в эту вот минуту, когда за столом столько гостей?
А – разрешить! Разрешить им сесть вместе. В конце концов, она взрослая, умная женщина, которая уж во всяком случае должна вести себя умнее этой маленькой шестилетней оторвы…
*
Сначала все кушали приготовленный ею плов. Потом торт. Потом играли. В какой-то момент она поняла, что сын исчез. Поначалу она не проявила беспокойства: ну, исчез и исчез – наверное, вышел на улицу.
Но у дома его не оказалось. А вскоре она увидела, что среди гостей нет и Ксении. И тогда ей стало тревожно.
Вспомнились нынешние девчонкины глаза: в них были не просто настороженность и неприязнь, в них было что-то еще. Может быть, предупреждение: ну, погоди…
Их надо искать, — поняла она.
Никому ничего не сказав, пошла за огороды, к оврагу. Тревога в сердце все нарастала; из той горы литературы, что перелопатила за годы работы в издательстве, ей было известно, конечно, что одно из самых непростых человеческих чувств – любовь – настигает человека иногда даже в таком вот возрасте, когда он не в состоянии его осознать, и ничего-то от него еще не зависит, и о каком правильном решении может идти речь, если… Но почему это должно было случиться именно с ее мальчиком?!
Тут и увидела их. Дети сидели на краю оврага и были увлечены чем-то очень важным – она подошла совсем близко, но ее даже не заметили. Скоро стало понятно, чем – девчонка держала в руках ромашку, обрывала ее лепестки и приговаривала: «Любит – не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет»…
Старое, как мир, гадание. Точно также обрывала когда-то лепестки ромашки она сама…
— А почему твоя мама приехала одна? Без папы?
— У меня папы нет.
— Без папы ты не мог бы родиться. Значит, он был.
— Мама говорит, что он растворился. В пространстве.
— Значит, ушел. Бросил и тебя, и ее. Подлец… А ты женишься на мне, когда мы вырастем?
О, Боже! В шесть лет эта девчонка спрашивает о том, о чем она не догадалась спросить в тридцать. Вот тебе и взрослая, вот тебе и умная… Да эта пигалица в сто раз умнее и практичнее нее.
Однако это все-таки чересчур! Она понимает, конечно, что дети, когда играют, прорабатывают ситуации будущей взрослой жизни, но не до такой же степени… Кто ей, в конце концов, разрешил ставить ее мальчика в подобную – излишне усложненную — ситуацию?
Да-да, девчонкин вопрос показался сыну слишком сложным, если он, обычно находчивый, замешкался с ответом. Может быть, ей пора все-таки объявить себя и прийти ему на помощь? Или лучше этого не делать? Господи, она привыкла обнаруживать чужие ошибки, а вот как не сделать ошибку самой…
Так что же все-таки скажет ее сокровище?
— Мы поженимся, Ксюша, когда я пойду на работу. Я буду получать деньги, чтобы мы ходили в магазин и все покупали.
— Как хорошо! Ты получай побольше, а не как мой папа. Мой папа много зарабатывать не умеет, и вместо мяса мы покупаем кости.
Уже давно заинтересованная беседой детей, она подосадовала на то, что – не слишком ли меркантильное направление принял их разговор. Как вдруг сын спросил:
— А твоя мама любит твоего отца?
— Не знаю.
Возникла пауза, после которой сын убежденно сказал:
— А ты будешь знать, Ксюша.
Она по-прежнему стояла за спинами детей, когда поймала себя на неожиданной мысли: как жаль, что это всего лишь игра. Однако ей здесь совсем нечего делать, ничего страшного, опасного для сына здесь не происходит. Может быть, даже наоборот…
И она повернулась и побежала домой – скорее, скорей, чтобы, оглянувшись, дети не успели ее увидеть…
Project: Moloko Author: Наталья Моловцева
