Верка и Сережка — невеста и жених. Верка нравилась Сережке еще до армии. Потом Сережка служил. Теперь, после службы, четвертый месяц они «ходят» опять…
Дальше в таком положении им быть не резон: или врозь, или уж за свадебку. Иначе люди не поймут: месяца два еще ничего, а потом начнут судачить. Пожениться они не прочь. Но сделать это надо с умом. Во-первых, все должно быть не хуже, чем у других, во-вторых, было бы потом что вспомнить. Да и вообще-то чего тянуть?!
— Ты, парень, кончай с Веркой ходить, — приказал на другой день отец Сережке.— Хватит ее, как телку на веревке, водить. Пора за ум браться. Или завтра в сельсовет, или вместе чтобы я вас не видел.
— А если она не захочет? — усомнился сын.
— Не дрейфь, еще как захочет!
Верка и Сережка теперь «ходят» у всех на виду. Сережка кладет руку Верке на талию, а она этого словно не замечает. Идут они по деревне к клубу нога в ногу, плечо в плечо, сильные, здоровые, роста одинакового.
Зайдут в клуб.
— Состоится нынче сеанс? — спросит Сережка.
— Нет, — вздохнет заведующая.— Пяти человек не собралось.
Вынет Сережка десять рублей, кинет небрежно на стол.
— Оторвите на все, — скажет.— Моя супруга будущая видеть картину желает…
Сядут они в пустом зале и целуются под картину. А когда поцелуи наскучат, встанут и уйдут.
— Можете не крутить дальше, — заглянет Сережка в кассу.— Так себе, средний боевичок. Нам все предельно ясно…
Солнце прилипло к горизонту. Ласточки сидят на проводах, нащебечивают погоду. Деревенские отужинали. Помоложе кто — разбрелись по огородам, постарше — на лавочках зорю провожают.
— Из каких таких будут? — кивнет на Верку с Сережкой старая Курносиха.
— Да Малиных и Котовых- ответит ей деверь.
— Неужто? Ой страмота! По светлу! Обнямшись!
— Двадцатый век,— вздохнув подытожил деверь.— Терпи, милка, не в лесу живем.
Свадьба — дело серьезное не крестины. Главное — не получилась бы она комолой.
Бабка сидит в красном углу и загибает пальцы. Сережка пристроился за столом, пишет под диктовку список.
— Перво-наперво,— шамкает бабка,— Сазоновых на листу пооставь. Старый Сазонов племяш мне.
— Да помер твой Сазонов голос мать из кухни.— Стар племяш, а на что эти?
Сережка черкает по бумаге.
— Который лист извожу, -возмущается он.— Сначала между говоритесь.
— Нельзя Сазоновых пропустить- супится бабка.— Средний Сазонов Сбитневым сват, а Сбитневы невесте — тетки.
— Ну старая, во дает! — откликается мать. — Нашей кошке все коты на деревне — родня, а все котята внуки. Их прикажешь тоже кормить?
На некоторое время наступает молчание. Бабка озадачена доводом.
Гостей записывают третий день. В первый записали двести.
— Да-а-а, — почесал затылок отец. — В аккурат две роты.
Список перетряхнули, но отец был неумолим.
— Корешей вычеркивать не буду! — заерепенился Сережка.
— О корешах нет слова. Вот это-то кто у вас?
— Завфермой,— объяснила мать. — Валька-продавщица. А это милиционер.
Участкового было решено оставить…
— А этих всех долой! — рассвирепел отец.— Чтоб духу не было! Кроме продавщицы!
Мать присаживается к столу.
— Сравнила невесть с чем! — восклицает бабка. — Сазоновы, чай, не котята. Сазоновы — родня.
— Кому? — таращит глаза мать. — Нам-то? Седьмая вода на киселе!
Спор длится с полчаса.
— А тьфу на вас! — решает бабка. — Да не зовите никого. Гуляйте хоть сам — друг. Получится комоло — люди-то осудят.
Матери не хочется быть судимой людьми, а Сережке не сидится. Сережку на улице Верка ждет.
— Вы посовещайтесь, — откладывает Сережка карандаш.
Составлять список закончили на четвертый день.
У невесты свои заботы.
— Без новой шубы нельзя, — стоит на своем Верка. — В область надо за шубой ехать.
— Август еще, — убеждает Верку сестра.— К зиме ближе с Сережкой съездишь.
— И не подумаю, — огрызается Верка. — Хочешь, чтобы я, как ты, выходила — в одной юбчонке, без комбинашки? Теперь другое время! Мне перед подружками со стыда сгореть? Скажи, маманя, пусть не возникает! Голой хотите меня отдать?!
— Не суперечь, — машет рукой маманя. — Отжили мы свое. Она хоть пущай поживет.
Сложно невесту снарядить.
Нужно соблюсти все «от» и «до», а то пойдут пересуды. Все должно быть собрано по номерам. И чтобы все новое, из магазина.
В свадебных делах Верка — дока. Три раза сама была свидетельницей у подруг.
— Постельное белье должно быть льняное, — диктует она мамане.— И чтоб обязательно пюниар. Без пюниаров теперь немодно.
— А это на кой ляд?
— Шутить изволите? Эх, культура! Сережку встречать и провожать.
— Лучше вместо бы каньевое покрывало.
— Ни в коем случае. Вместо покрывала плед исландский.
До свадьбы время — нуль, а многое еще не приобретено. Не найдено сапог и туфель, не сыскан проклятый пеньюар. Верка извелась: что скажут в случае чего подружки, что порешит около колодезное вече.
Август еще в середине, а осень уже кажет себя. И трава под березами золотится, и речка в синеву отдает, и облака по небу ходят грязноватые, как последний снег. Нет-нет и брызнет из них дождем. А дождик-то не летний, острый и холодный…
Сережка с Веркой идут на танцы.
Покрылись они одним плащом. У Верки под мышкой туфли. Сережке переобуваться не надо: мужик и в резиновых хорош.
Но танцы им теперь не в радость. Приткнутся на лавочку под чей-нибудь забор, сидят и молчком думают.
— Машины я, считай, достал, — заговорит Сережка.— Два «Жигуленка» и «Москвич».
— Три — мало,— ответит Верка.— Закиданы катались на четырех. А «Волга» черная для молодых?
— Где я ее достану?
— Достанешь! На то ты и жених!
В клубе сияют окна, слышно: гремит оркестр. Но Верку и Сережку туда не тянет. У них забот невпроворот.
— Дела, — опять вздыхает Верка, — стеганое одеяло не найду. И что у нас промышленность хромает?
— Да были же на днях в сельпо.
— Все красные. А я голубенькое хочу. Придумал! Не будем же мы, как все, под красным…
— Было бы тепло.
— Дурак, — щелкает жениха по затылку Верка.— Надо жить красиво. Эстетика. Слыхал?
Танцы в клубе в разгаре. Видно: выходят на улицу покурить парни, слышится девичий визг.
— Ну ладно, проводи и шагай домой, — решает Верка.— Дел еще непочатый край.
Дождь кончился. Сережка свертывает плащ. Верка крепко прижимает туфли.
Спать пора. Дел завтра — действительно непочатый край.
И не сыскано голубенькое одеяло…
Отшумела свадьба. Взметнулась над деревней, словно смерч, и к утру спала. И нет ее. Не видно и следа. Не слышно о ней даже разговоров.
Но это славно. Получилось, значит, в аккурат: не пересолили родичи и не недосолили. Выпито было, съедено как раз. Кого нужно было пригласить — пригласили.
Повисла над сельскими крышами обыденная тишина. Все замерло до новой свадьбы.
Вечерами Веркина мать бродит по пустому дому.
Походит по комнате туда-сюда, присядет на диван, заплачет. Верка рядом, через три дома, а вроде бы в чужих краях.
Выйдет из кухни кошка, вспрыгнет на диван.
— И младшенькой теперь нет, — жалуется мать кошке.— Осиротели мы. Хоть завтра помирать.
Потом смахнет со щеки слезу, скажет уже в назиданье:
— А бога нечего гневить. Сладилось все как надо. Свадьба не хуже, чем у людей: и уплясались и подрались. А про смерть я так. Оглянуться не успеем — иди, скажут, дитенка качать…
Верка с Сережкой теперь обнявшись не ходят. Это им теперь ни к чему. Новая началась у них жизнь — известная раньше понаслышке. И кажется им иногда, что бредут они в темном лесу. Теперь не до обнимок, дал бы бог не заблудиться.
Но жизнь на месте не стоит. В другом доме готовят список, уже новая невеста покупает фату, уже другой жених шьет костюм по новейшей моде.
А на стенке школы продолжает решаться древний, как жизнь, пример.
«Любовь!» — значится в ответе.
Как просто все на первый взгляд. Если забыть про эстетику.
