Четверг. Ясное раннее летнее утро. Проснулась от того, что кто-то позвал меня: «Мама!». А так как этот кто-то находился у меня ещё в животе, то поняла, что время пришло.
Растолкала мужа, он испугался гораздо больше меня и уже через пять минут был готов к выезду. Обернулась и закатилась от смеха: спортивные брюки, пиджак от костюма и ключи от машины, которую продали бог знает когда.
И ведь когда продавали не смогли найти этот комплект, а сейчас он уверенно держал его в руках. Но не зря говорят, что над людьми смеяться нельзя, видно над близкими тем более, потому что меня тут же пронзила боль. Кто рожал, тот поймет, что такое схватки.
Через пятнадцать минут мы были уже в роддоме, врач мой уже был в пути, так что всё шло согласно намеченного плана. Прощание с мужем вызвало волну паники, но появление врача успокоило.
«Надо, значит надо», — решила я. Вспомнилось, что наши бабушки рожали в поле, а я вон в одной из лучших больниц, да ещё и по договоренности с врачом.
Через два часа я увидела своего сыночка, самого родного, самого красивого, самого дорогого отныне для меня человека. Вес 3 800, рост 54 см, баллы 8-9. Положили этот комочек мне на живот, полились слезы счастья, этот человечек стоил всех моих страданий и трех лет ожидания.
Сына забрали в детское отделение, а я пошла по стеночке в палату. Нас там собралось четверо, толком рассмотреть своих соседок я до родов не успела, а сейчас присмотрелась. Одна была совсем ребенком, вторая явно пришла сюда не первый раз, третья была где-то моя ровесница, 23-25 лет.
Все мы отходили, лежали молча, только «ребенок» уже жизнерадостно носилась и пыталась нас растормошить. Ей действительно оказалось всего лишь четырнадцать лет, родила от парня горячих кровей. Ему жениться не позволили родители, передали денег и забрали своего орла из нашего города.
Оля, то ли в силу возраста, то ли благодаря своему легкому характеру, грустить не собиралась, жизнерадостно описывала как она будет жить дальше с дочкой. Одна её фраза меня заставила и улыбнуться, и ужаснуться.
— Вот здорово, что у меня девочка родилась. Теперь хоть поиграть будет с кем.
Ребенок родил ребенка. Оля одна в семье, родители все для неё, мама очень молодо и хорошо выглядит, занимается домом. Папа зарабатывает и, судя по гардеробу Оли, довольно неплохо. Как я узнала чуть позже, родители записали ребенка на себя, так что действительно у Оли появилась сестренка, с которой она будет играть.
Вторая женщина была армяночка, рожала в пятый раз и пятую девочку. Сначала она всплакнула, а когда принесли детей, расцвела. Девочка была загляденье: глазка, волосики, реснички. Куколка, да и только. Муж её с горя от пятой девчонки выпил более чем следовало, и в первый день в больницу к ней не пришел.
Но зато пришли: свекровь со свекром, все его четыре брата с жёнами, её родители, её сестры и братья, причем мы уже не понимали, какие родные, какие двоюродные или ещё более дальние. Они шли, шли и шли.
И все были такие радостные, довольные и счастливые. Да, с такой родней и без отца воспитать всех пятерых девчонок вполне по силам. Но на следующий день под нашими окнами объявился и сам отец семейства.
Пришел с огромным букетом цветов и виноватым видом. При нем находились все их четыре девчонки, мал мала меньше и было видно, как он их обожает. Он успевал и поправить косичку, и застегнуть пуговицу и погладить по голове.
Глаза у отца восхищенно заблестели, когда он увидел новорожденную, он что-то счастливо затрещал на своем языке. Зара сказала нам, что муж твердо уверен, что малышка один в один его бабушка, которую он очень любил. Так что и в этой семье ребенку повезло родиться. Большая, дружная и счастливая.
Третья моя соседка была самая молчаливая среди нас. К ней никто не приходил, и мы потихоньку пытались угощать её дарами из дома. Хоть в больнице и кормили нормально, но с едой из дома явно не сравнить.
Оля, самая непосредственная из нас, начала приставать и к этой мамочке с вопросами. Так мы и узнали, что зовут её Марина, она не из нашего города, приехала к подруге, здесь и начались схватки.
Если все мы сюсюкались с детьми, когда их приносили на кормление, лица становились глуповато-влюбленными, то она холодно, без эмоций, кормила дочь и тут же откладывала ее в куювез.
И девочка, как будто что-то понимала, вела себя тихо-тихо, не писка, ни крика. Словно не хотела причинять ни малейших неудобств, показывала, какая она хорошая и послушная. Но не помогло.
Марина написала отказ от ребенка. Оказывается, она не хотела её рожать, пыталась избавиться с помощью таблеток, но то ли они были слабые, то ли ещё что, но ребёнок остался.
На аборт было уже поздно, живот утягивала как могла, родители даже не догадывались о беременности. А потом вот приехала сюда, подальше от дома, к знакомой, здесь и родила.
Уговаривали её все: и врачи, и медсестры, приходила и заведующая отделением. Ничего не помогло. Ушла.
И ночью мы со своей палаты слышали, как заливается криком её дочка, как постоянно по коридору носят её медсёстры и не могут успокоить. Не спали и мы всей палатой.
Думали мы, думали врачи, гадали, может не сказали ей каких-то слов, не нашли их, которые смогли бы остановить Марину, не дать совершить ей такое ужасный поступок. Мать-кукушка. Брошенный ребенок. Жутко, страшно, неправильно. Но бывает.
