Было это лет десять назад, когда я переехал в Москву из холодной Сибири.
Поначалу радовался, как ребёнок, все выставки оббегал, все театры посетил. Дня не было, чтобы я не отправился куда-то после работы, все парки облазил, все достопримечательные места пересмотрел.
Лето закончилось, а на улице тепло, не то что там, где я раньше жил.
Вместо зимы, после затяжного бабьего лета, по сибирским меркам, наступила обычная осень, которая привычно чередовала снег с дождём, но ненадолго, через пару месяцев стало снова тепло.
Я проходил всю так называемую зиму в осенней одежде: куртке и тонкой вязаной шапочке, иногда накидывая на голову капюшон.
Люди вокруг жаловались на слякоть, а я даже радовался: шутка ли, осень, плавно перетекающая в весну.
Зарабатывал неплохо, хватало денег на съёмную квартиру на окраине и на то, чтобы девчонок в кафешку сводить, цветы им купить и на такси домой отправить. Зарплата, которая казалась нормальной для меня, возможно, для кого-то была грошами, но я по жизни не транжира, да и к роскоши не особо привык.
В тот год, месяцев через семь или восемь после меня, пришёл к нам в отдел парнишка по имени Айдар. Я думал, казах, так как трудно было не заметить красивый азиатский разрез его карих глаз, да и имя нерусское, но оказалось, что он из Якутии.
В компьютерах разбирался, как бог. Вот только замкнутый, девчонок наших за километр обходил, а они его много куда приглашали.
Парень высокий, стройный, красивый. Я поначалу удивился, всегда представлял себе коренные народности Якутии невысокого роста, но потом выяснилось, что он не совсем якут, а ребёнок от смешанного брака: папа у него русский, а мама – якутяночка.
Таких детей называют сахалярами, с ударением на букву «я». Это, наверное, потому, что по-местному Якутия называется «Саха». А вот множественное число от слова «якут» – сахалар. Одна буква, а значения, оказывается, разные.
Узнал я про все эти тонкости совершенно случайно. Встретил Айдара в одну их суббот в баре, где договорился о свидании с девушкой. Она позвонила, сказав, что задерживается часа на полтора, вот я и решил пока кофе попить.
Гляжу, знакомое лицо маячит, подошёл, прихватив свой кофе, присел рядом за столик. Не скажу, что коллега был мне слишком рад, но он уже водочки выпил, расслабился, да и, по себе знаю, долго не общаться ни с кем очень трудно, а он всегда молчалив, как рыба.
Я очень удивился: в обычные дни не пьёт вроде, а тут одну за одной, почти без закуски. Мы разговорились, он тогда и объяснил мне про сахаляров, про Якутию немного рассказал. Я поинтересовался у него, что имя «Айдар» означает. Он ответил: мол, «сильный, популярный». Я тогда усмехнулся, говорю ему:
– Популярный-то популярный, а толку? На девчонок не смотришь совсем. У тебя и девушки нет. Ты гей, что ли?
А он на меня посмотрел так странно, будто бы насквозь, и вздохнул. А помолчав немного, вдруг заговорил, да как, не давая мне слова вставить.
– Не гей я, конечно же. Девушки нет. Ты прав.
Потом взглянул оценивающе и, решив, видимо, что мне можно доверять, спросил на всякий случай:
– Не скажешь никому, если узнаешь, почему не гуляю с девчонками?
– Конечно, ты же меня знаешь, не из сплетников каких-нибудь, – заверил его я.
– Тогда слушай, только не перебивай, а то передумаю рассказывать.
Я закивал, интересно же.
– Жил я до этого в Якутске, – начал историю мой собеседник. – Девушка у меня была – красавица, Дайаана. Её Даяной все ребята в школе звали, мы жили неподалёку, в одной школе учились и в институте тоже. Переводится имя как «летящая, воздушная». Тоже сахалярочка. На неё многие заглядывались: стройная, глаза большие, кожа нежная, не девушка – картинка. Действительно – ходила, будто летала, не зря имя такое родители дали. Мы встречались, свадьбу планировали зимой. Она ко мне как домой приходила, свой ключ у неё был. Я любил её, да и сейчас люблю. Только нет её больше.
– Умерла? – не удержался от вопроса я.
– Знаешь, иногда думаю, что лучше бы умерла, – помрачнев, заявил Айдар. – А виноват во всём я, только я.
В уголках его глаз заблестели слёзы, но он сдержался и продолжил рассказ.
– Мы тогда практику летнюю от института проходили. Брали пробы грунта, воды, там, где добычу каких-то ископаемых планировали, уже котлован рыли. Даяны в этот день не было, она в другой группе оказалась: специальности у нас разные, но практика у всех одна, – не нанимали работников, на студентах выезжали, экономили так.
Я пробы взял, смотрю – слабенький ручеёк пытается пробиться сквозь грязь. Подумал, что тут надо бы тоже в пробирку воды набрать. А потом не помню, что случилось, будто помутнение какое-то, очнулся дома, грязный, все пробы притащил с собой зачем-то.
Смотрю, в одной пробирке вода переливается. Я её в руки взял, на свет посмотрел, а там внезапно образовалась девушка. Крохотная. Вот такусенькая.
Он свёл вместе большой и указательный пальцы, показывая размер около трёх-четырёх сантиметров.
– Я решил, что у меня солнечный удар. Лето у нас короткое, но жара иногда до сорока градусов доходить может. А она ещё разговаривать умеет, как оказалось. Не так, как мы с тобой, а в голове её слова раздаются, словно эхом. Я спросил кто она такая. Она и ответила, что дух воды, жила вроде бы при том роднике, но перекопали всё, теперь новое место искать надо. Просила увезти её подальше от людей и в землю вылить. Я пообещал, хотя и не поверил в реальность происходящего. Но якуты в разных духов верят, а я рос в этих местах с рождения. Поэтому воспринял не то как сон, не то как бред, но не испугался, это точно.
Только пробирки-то сдать нужно, вот я и перелил содержимое, вместе с ней, в стакан. Вода оказалась кристально прозрачная, даже стало жалко, что такие чистые родники люди губят.
Оставил я стакан на кухне, в душе ополоснулся, чистые джинсы и футболку натянул да отправился сдавать остальные пробы, сказал, что как вернусь – подумаем, куда её увезти, а она засмеялась и ответила, что сама покажет дорогу.
Когда вернулся, стакан был пуст. Я обрадовался, решил, что померещилось, солнышко было в этот день очень уж жарким. Но тут на столе в комнате заметил записку от Даяны:
«Не дождалась, обязательно забегу. Говорят, ты ушёл с практики, странно себя вёл. Заболел? Хотела позвонить, нашла телефон тут на подоконнике, ты его, как всегда, забыл. Жди вечером. Целую! Твоя зайка».
И отпечаток от помады своей на листочке внизу оставила.
Я этот листок поцеловал, вроде как в ответ, и пошёл чай ставить, стакан тот в руки взял – и обомлел: на нём тоже отпечаток её помады. Моментально вспомнилась привычка Даяны допивать мой кофе, чай. Неужели она выпила эту воду?
Я бросился к подоконнику, схватил телефон, стал звонить – не отвечает. Побежал к ним домой – никого, родители на работе, а двери заперты. Бегал по всему Якутску, как ненормальный.
Вечером, конечно же, она не пришла. Сбывались самые страшные мои предположения.
Я к её родителям помчался, сказал, что переживаю, а про воду промолчал, до последнего надеялся, что показалось мне это. В милицию пошли, там что-то про то, что трое суток надо ждать, говорили, я даже не помню, что ещё, в таком шоке был.
Через три дня наконец-то стали искать, хорошо, что у неё телефон с собой был, иначе бы никогда не нашли.
– Нашли-то хоть живую? – не выдержав, поинтересовался я.
– Живую, в тайге, километров за двадцать пять от города. Все джинсы ободраны, руки-ноги в крови, видно, шла напролом, как её звери не тронули – не знаю, там ведь и медведи, и волки. Вертолётом забирали, пешком быстро не пройти до того места было. Сидела, когда нашли, на камне у родника и что-то пела тихонечко. Уходить никак не хотела, пришлось силой в вертолёт забирать. Кричала, что она должна быть рядом с этим местом, что там её дом.
Айдар вздохнул и налил себе ещё водки.
– Потом несколько раз туда сбегала. Казалось, что она даже не понимает, что происходит. Вела себя словно одержимая. Родители, понятное дело, обратились к врачам. Она и теперь там, в больнице. Глаза у неё синими стали, а раньше карими были, но этого, похоже, никто кроме меня не заметил. Я врачу сказал, а он меня в кабинет к себе пригласил, стал расспрашивать. Сначала я хотел ему всю эту историю рассказать, а потом смотрю – он меня почти в свои клиенты записал. Я тут же заявил, что перепутал, это у другой моей знакомой глаза карие, а у Даяны всегда такие были. В больше больницу ходить не стал, побоялся проговориться. Она в себя так и не пришла. А я не смог жить рядом, больно очень мне было, виноват перед ней, вот и уехал сюда. Только от себя-то не убежать. На какую бы девушку ни глянул, вижу мою синеглазую Даяну. Не могу больше так. Либо уеду обратно, построю домик в тайге рядом с тем родником и её из больницы заберу – будем жить, как сумеем, – либо с собой покончу.
Он закончил свой рассказ. Выпил ещё пару рюмок водки, будто воду, и молча ушёл, даже не попрощавшись. Подошедший официант принёс мне вторую чашку кофе. Я хотел рассчитаться за Айдара, он ушёл, не заплатив, но мне сказали, что парень всегда тут по выходным, а деньги сразу отдаёт, во время заказа.
Вот так я узнал тайну нашего компьютерщика. Скажу честно, очень хотелось рассказать кому-нибудь, но слово держал – молчал.
Айдар через полмесяца уехал. Да и я с той работы уволился через год. До сих пор не знаю, правду он мне тогда рассказал или это был пьяный бред. Только часто думаю: а смог бы я вот так – бросить всё и уехать жить ради любимой в тайгу? И смог ли это сделать он?
@ Лана Лэнц
