Валентина шла домой хмельная от радости. Размахивала сеткой с продуктами. Сегодня она получила деньги в конторе и расплатилась за купленный на баню старый колхозный овин. Зашла в магазин и набрала детям гостинцев.
Поболтали про Вальку-гулену — да хватит. Теперь про нее никто дурного слова не скажет. Она будет жить только для детей. И то сказать, одна двоих подняла. В школу ходят, учатся и одеваются не хуже других. А велики ли с беглого мужика алименты? Хоть и работает где-то на Севере. Был грех, пригуляла меньшую Галинку, но и ее вырастит, не охнет.
Из-за детей ей, Вальке, и в колхозе почет и уважение. Кто только не зарился на овин! А председатель рассудил уступить ей, многодетной матери.
У деревни Валентина услышала стук топора и заволновалась: а ладно ли она сделала, что наняла в строители непутевого дедушку, который отбился от артели городских плотников? Закончив в колхозе свинарник, плотники ушли. А этот загулял и остался.
Сперва Валентина и разговаривать с ним не хотела. Да глянула в его тоскливые, молящие глаза — и сжалилась. Да и запросил он немного: всего сто рублей. Поставила только строгий уговор: до окончания работы никаких авансов, одни харчи.
Однажды взглянула она на своего работника, и ахнула от удивления и досады. Глаза мастеру будто подменили. Из заплывших, по-старчески мутных и жалких, какими она увидела их два дня назад, они стали крупными, чистыми, глядели с дремуче заросшего лица на Вальку молодо, с приветливой усмешливостью.
«Оклемался, алкоголик несчастный! Стариком прикинулся! Теперь бабы засмеют, подумают, со скрытым умыслом величала на людях дедушкой».
А он все не отводил от нее глаз, словно впервые увидел эти густые русые волосы, яркие карие глаза, высокую грудь, упругие бедра под ладной серой юбкой, сильные крупные ноги в шелковых чулках.
После обеда, усадив ребят за уроки, она носила из пруда воду для скотины. И каждый раз, проходя мимо рубившейся бани, чувствовала на себе внимательный оценивающий взгляд мужчины. Она ощущала этот взгляд спиной, всем телом. Все больше ненавидела плотника, совестилась и злилась на себя.
«Тьфу тебя, окаянный! Знала бы, что такой молодой, и на квартиру не пустила. Теперь опять пойдут сплетни по деревне! Бабы проходу не дадут, просмеют за «дедушку». Прежде бы на это и бровью не повела, даже подзадорила их, а теперь, уж коли зареклась жить для детей, другое дело».
И все же радовалась, видя, как быстро растет сруб бани, ее бани.
Валентина завела разговор о достройке бани. Оставалось покрыть крышу и сложить печь. Дранка и кирпич у Валентины были припасены с лета. Котел она приговорила у знакомого мужика в соседней деревне, а вот за драночными гвоздями надо идти в сынковский сельмаг, за шесть верст. Бабы сказывали, туда недавно завезли.
Может ты сам сходишь? Заодно по дороге и котел посмотреть зайдешь. Если годен, отдашь деньги, я завтра накажу, кто-нибудь завезет из возчиков. А я, постираю сегодня.
— Можно. Давай адреса, — поднялся с лавки плотник. — День гулять, не два терять…
Вернувшись из школы, Колька с Танькой два раза бегали за деревню встречать плотника и оба раза возвращались разочарованные: «Не видать до самого Коржавина».
Валентина начала беспокоиться и, стирая на кухне, нет-нет да и взглядывала в окошко. А когда увидела плотника, тащившего наперевес через плечо ящик с гвоздями и опутанный веревкой котел, охнула и чуть не выбежала за детьми встречать на крыльцо.
Он вошел в избу и протянул бросившейся к нему Галинке кулек с конфетами. Старшим, с завистью глядевшим на этот гостинец, сказал:
— А вам вечером подарок будет. Только другого порядку .— Подал Валентине сдачу:
— Рубль из расчета вычтешь. Ничего не поделаешь — задолжал!
— Еще чего! — отмахнулась Валентина и впервые ласково посмотрела на плотника. — И охота было мучиться. Сказала, завтра на лошади привезли бы.
Плотник промолчал и, пообедав, полез на баню крыть крышу.
Вечером он принес где-то припрятанную книгу «Русские сказки» и протянул Кольке с Танькой:
— А это вот вам, грамотеям, подарок. Только читать будем все вместе.
После ужина он уселся с книгой на сундуке у печки. Колька с Танькой по обе стороны от него. Галинка, занявшаяся было куклами, кинулась к ним и забралась к плотнику на колени.
Валентина схватила со стола посуду и скрылась за занавеской на кухне. Плотник глухо откашлялся и начал читать.
— Уж говорил бы, если чего надумал, молчун проклятый! — шептала Валентина, злясь на плотника.
Он кончил первую сказку.
— Читай еще! — попросили ребята.
Валентина не выдержала и с притворной строгостью прикрикнула на детей из-за занавески:
— Чего привязываетесь к человеку! Скоро, поди, свои надоедят! Как домой приедет…
— У тебя тоже есть, дядь Вань? — спросила Танька, глядя на плотника широко раскрывшимися глазами,
— Нет у меня никого, — просто ответил плотник. — Друзей и тех сдал в музей…
— Слышь, мамк! Нет у него никого! — довольно повторила Танька и тихо шепнула плотнику:
— А ты оставайся у нас. Мамка добрая.
Плотник покосился на занавеску и согласно подмигнул Таньке.
Та обрадованно захлопала в ладоши, бросилась к матери:
— Ма, можно дядя Ваня у нас навовсе останется? Он согласен.
— Пускай, ма? — присоединился к ней Колька, блестя глазами.
— Не болтайте глупостей! — прикрикнула на них мать и прижалась лбом к печке.
Когда легли спать и дети уснули, Валентина окликнула плотника:
— Ты чего это надумал детям головы морочить? Уйдешь, затоскуют. Подумают, я виновата.
— Я не морочу. Я серьезно, Валентина. Примешь?
— Нужен такой пьяница! — Валентина села на кровати.
— Это верно, — согласился плотник.
Валентина ждала, что он скажет еще что-нибудь, и не ложилась. Иван молчал.
Плотник потоптался на месте и вышел из избы.
— Теленок! — сказала Валентина двери.
Утром плотник попросил у Валентины немного денег.
— Надо сапоги купить. Завтра, может, удастся в город съездить. В этих неудобно, — и он уныло посмотрел на свои ноги в разбитых чесанках с рваными калошами.
Валентина виновато засуетилась, достала из нижнего ящика комода давно припрятанные деньги за баню, положила перед плотником на стол:
— На, получай! Твои, заработанные. — И шутливо, заискивающим голосом добавила: — Чего надулся-то? Это ведь я так, по дурости на тебя накричала…
— Понятно, — миролюбиво сказал плотник, и его подвижные брови дрогнули в сдержанной усмешке.
Он взял со стола две десятки и вышел.
А вечером прибежала к Валентине соседка.
— Твой-то мастеровой, сказывают, опять загулял. Чу, в чайной сидит с нашими плотниками. У них сегодня получка была. Баню-то хоть закончил?
— Закончил. В субботу истоплю. Приходи мыться.
— Спасибо на добром слове. Выходит, он с расчета загулял.
— Взял двадцатку. Видно, хочет надольше гульбу растянуть.
— А, может, ты бы сходила туда. Образумила мужика. Авось послушается.
— Выдумала! Кто я ему? — вспыхнула Валька.
— Оно так, конечно. Только жаль мужика. Опять весь прогуляется. С чем к своим вернется?
— Не ведаю! — жестко отрезала Валентина.
Соседка ушла. Колька, слушавший весь разговор, кинулся за пальто:
— Я пойду, дядю Ваню приведу! Он меня послушается.
Валентина поймала его за шиворот и оттолкнула от вешалки.
— Никуда не пойдешь! — В мыслях держала: —подумает еще, что я послала.
Плотник пришел поздно, когда легли спать. Валентина услышала на мосту скрип новых сапог и обрадовалась: видать, не все пропил. И удивилась своей радости.
Плотник вошел в избу, подошел к Валентининой кровати, вцепился руками в никелированную дугу:
— Извини… Малость подгулял… Ваши мужики надумали долги отдавать… Я их когда-то угощал. Пришлось в чайной посидеть немного. О работе потолковали.
— Что ты передо мной отчитываешься! Для своей жены прибереги отговорки.
— А если ее нет?
А утром спустился с полатей — и сразу к окну.
— Ага, вон и катер бежит. Можно в город съездить.
Он быстро обулся, подошел к столу, где лежали неубранные деньги, подумал и взял три десятки.
«Боится все брать. На себя не надеется», — мелькнуло в голове у Валентины. Она открыла горку и поставила перед плотником закладную четвертинку.
— Полечись. До города путь долгий, — в ее голосе звучал вызов,
— Не стоит, — мрачно сказал плотник и посмотрел на ребят. Они глядели на дядю Ваню с молчаливым страданием.
— Гостинцев я забыл вам вчера купить. Сегодня из города привезу, — виновато сказал он и пошел к двери. Взялся за ручку и остановился, поднял на Валентину глаза:
— Ты, Валя, прости уж меня за вчерашнее. Сегодня все по-хорошему обговорим.
«Не о чем нам с тобой говорить! Проваливай на все четыре стороны!» — хотела резануть Валентина, но против своей воли сказала:
— За что прощать-то? Баню хорошую сделал. Только спасибо могу сказать.
Плотник весело стукнул дверью. Колька с Танькой переглянулись и бросились из избы вслед за ним.
Валентина подошла с Галинкой к окну и долго смотрела, как плотник и дети сбегали с горы к озеру, в чистых волнах которого покачивался маленький, словно игрушечный, катерок.
— Загуляет или нет? — с щемящим сердцем гадала Валентина.
Прибежав из школы, Колька с Танькой швырнули сумки на лавку и кинулись на озеро встречать дядю Ваню.
С двухчасовым катером он не приехал.
Ребята уселись на доски и заболтали в воде ногами, обутыми в резиновые сапоги.
— Айда в песок играть, — Колька вскочил и побежал к длинной песчаной косе, где лежали бревна разобранной на зиму пристани.
— Кольк, а почему все дядьки пьяницы? Работают хорошо, а потом все деньги пропивают…
— Не знаю. Вовсе и не все, — отозвался Колька и задумался.
Пришел еще один катер. Но и с ним плотник не приехал.
— А еще катер будет? — спросил Колька рулевого.
— Через час! — ответил тот и уперся багром в сваю.
Колька оглянулся. Танька стояла далеко на берегу и показывала ему кукиш и дразнилась:
— Что, приехал? Приехал?
С последнего катера сошел один-единственный пассажир — какой-то приезжий дядька в шляпе и сером пальто, с огромным чемоданом и заплечным мешком.
«Отпускник», — решил Колька и почувствовал, как глазам сделалось горячо. Повернул домой.
Танька выбежала из рощи и повисла на руке у «отпускника».
Колька оглянулся и стал, как вкопанный: у приезжего было незнакомое лицо. Но вот тот засмеялся, и Колька подскочил, ужаленный догадкой:
— Дядя Ваня обрился!
Дома плотник поставил на пол чемодан, снял с плеч мешок, развязал и стал оделять детей подарками:
Кольке — ученическую фуражку и пистолет-автомат с лентой пистонов, Таньке — соломенную шляпку и две книжки с картинками, Галинке — огромную куклу с закрывающимися глазами. Выждал, когда Колька с Танькой убежали хвастать по деревне обновками, а Галинка занялась куклой, издававшей звук, похожий на «мама», и пошел за занавеску на кухню, к Валентине.
— А этот вот тебе, —он вынул из кармана голубую шелковую косынку, накинул Валентине на плечи и повернул ее к себе лицом:
— Идет, а?
Валентина вся опалилась с лица, уперлась руками плотнику в грудь:
— Поди-ка, поди…
— Не дури! Я ведь совсем к тебе пришел, — твердо сказал он.
Валентина хотела его оттолкнуть, но глянула в неузнаваемо помолодевшее после бритья лицо и бессильно уронила ему голову на грудь…
Вбежавшему в избу Кольке плотник крикнул:
— А теперь — баню топить! Посмотрим, какой в ней парок! — И, выйдя из-за занавески, стал снимать пиджак.
На другой день Танька бегала по деревне и трезвонила:
— У нас дядя Ваня теперь заместо папки будет! В колхоз работать пойдет! В строительную бригаду. Они с мамкой об этом всю ночь шептались… лись…
