Потустороннее. Мамино пророчество

316

Потустороннее. Мамино пророчество

Впервые мать приснилась Светлане на девятый день. Стояла молча и просто смотрела. От этого взгляда тоска закипала в венах.

Девушка проснулась в горячей постели и долго не могла прийти в себя. Сон был таким реальным, таким осязаемым.

Она не успела проститься с матерью перед смертью, приехала, когда надо было забирать тело из больницы. Скорбные хлопоты, множество незнакомых людей, все возрастающее желание сбежать от всего и всех в маленький мир маминой комнаты, мир, который еще хранил ее запахи.

Когда тетка, прибывшая на похороны, хотела убраться в этой комнате, Светлана даже прикрикнула на нее. Пусть все остается на своих местах: и этот халат, небрежно брошенный в кресло, и книжка под подушкой, и очки у лампы, и тапочки под кроватью.

Маму увезли на скорой, стало плохо с сердцем. В тот день она позвонила дочке, сказала, что госпитализируют, обещала перезвонить утром. Утром, действительно, позвонила, только голос звучал очень слабо.

А к вечеру телефон был выключен. Конечно, Светлана забеспокоилась, но решила подождать пару дней. Андрей на вечер договорился в автосалоне, он хотел забрать машину.

В следующую ночь мама приснилась снова. Девушка кинулась к ней, но расстояние не сокращалось.

— Мама, прости. Я ведь могла приехать раньше, да и оставлять тебя одну было безумием. Мне плохо без тебя…

Лицо матери озарилось, и Светлана поняла, что она улыбается.

Автокредит они в тот вечер так и не оформили, разгорелась ссора, и Светлана отказалась ехать в салон. Девушка пыталась убедить возлюбленного, что сейчас ей не оформления бумаг, что она беспокоится о матери, просила Андрея съездить с ней.

Но мужчина отказался, что-то говорил о конкуренции между тренерами, о своем шатком положении в фитнес-клубе.

Читать так же:  Свекровь за наш счет содержит тунеядцев!

На следующий день Светлана написала заявление на отпуск и взяла билет. И вечером ей позвонил реаниматолог, сообщив, что мама в критическом состоянии. Родительница не дождалась, умерла в ночь перед приездом дочери.

Светлана ждала маму, засыпала с надеждой увидеть самого близкого человека. В эту ночь она, наконец, заговорила:

— Помнишь, доченька, как мы ездили летом в деревню?

«Зачем она об этом?» — успела подумать девушка, а перед глазами уже вставала картинка безмятежного детства, невозможной голубизны неба и цветущих лугов. Светлана почувствовала, что еще немного, и она взлетит над этой безмятежностью. А где же мама, неужели это она, удаляющаяся светлая фигурка на горизонте?

Впервые со времени похорон Светлана проснулась умиротворенной.

Позвонила на работу, в голосе начальника слышалось искреннее сочувствие, обещал переслать некую сумму, которую собрали в коллективе и передали учредители фирмы. Телефон Андрея не отвечал, в последний раз они разговаривали в день похорон. Мужчина отделался парой дежурных фраз и повесил трубку.

Светлана бродила по родному городу, удивляясь его запустению. Грязные улицы, обрубки нелепо спиленных деревьев, воздух, напитанный пылью, от которого возникало удушье. Хотелось в тенистость московских парков, к прохладе чистых прудов.

Но здесь она много спала, рано ложилась в надежде увидеть ту, о которой так тоскует теперь. И каждый раз ощущала ее присутствие в картинах своего детства, в особой успокаивающей атмосфере.

Перед сороковинами мама приснилась Светлане последний раз. Девушка опять видела деревню, бабушкин домик, бледно-розовый рассвет, разгоняющий молочный туман. И ее, идущую по росистому лугу – молодую, веселую.

Родительница шла не одна, рядом был молодой человек. Светлана вглядывалась в незнакомые черты, но они растворялись, тонули в утреннем тумане. Лишь голос мамы: «Суженый твой, доченька…»

Читать так же:  Галя

«Какой суженый в наш-то век, — думала Светлана, возвращаясь в Москву. – Старовата я для веры в суженых».

Андрей исчез из ее квартиры, прихватив не только свои вещи, но и украшения Светланы. А через четыре месяца в соседней квартире сменился арендатор. Они встретились на лестничной площадке, и девушка вдруг услышала родной голос: «Суженый твой, доченька…»