Посвящается моей подруге
Ольге Г.
(01.09.1978-22.06.1995)
Андрей неохотно протянул руку к дверному звонку и замер, не решаясь нажать кнопку. Дома ждала любимая жена и её дочь от первого брака, но входить не было желания. Девчонка опять будет «досматривать» свои мультики, в то время, как ему хотелось бы сразу лечь на диван и посмотреть новости или баскетбол.
Она итак их смотрит весь день, почему жена Надюша «качает права» этого несносного ребенка? А её игрушки. Да они повсюду, даже в туалете.
Нельзя складывать на место? Была бы его воля, воспитывал по-настоящему, может, и ремнем, ну, в угол бы точно ставил, чтобы не строила из себя принцессу.
Надя постоянно упрекает, что он прохладно ведет себя с дочерью, та чувствует и поэтому действует ему на нервы. Но это неправда, он никак не проявляет своё отношение, это девчонка избалованная и невоспитанная, но ради жены он терпит все выкрутасы.
Андрей давно хотел, чтобы у них появился общий ребенок, но Надя противится, утверждая, что он не готов, что еще рано. Как рано? Ну как рано? Одну же воспитывают. Она одета, обута, сыта. Что еще надо? Но Наде всё мало, ей, видите ли, кажется, что он недостаточно хорошо относится к детям. Какой-то замкнутый круг.
Появился бы у них малыш, тогда Надюша увидела, каким хорошим отцом он может быть. И пеленки бы менял и играл и гулял бы с ребенком. Но всё упирается в её дочку. Как можно её полюбить, если она чужая, да еще и такая несносная? Только Наде нельзя это говорить. Рано или поздно всё встанет на свои места.
От пронзительной трели дверного звонка Андрей вздрогнул и молниеносно вернулся из своих невеселых мыслей в реальность. Черт! Он нажал кнопку и даже не заметил.
— Мам, дядя Андрей пришел, — семилетняя Алина прыгала возле двери, как забавный щенок, не выпуская из рук плюшевого зайчонка, которого он ей когда-то подарил – А что ты мне купил?
— Алин, я устал, некогда было заходить в магазин, — Андрей почувствовал, как многотонная усталость резко опустилась ему на плечи при виде этой, вечно чего-то требующей, занозы, которая, услышав, что гостинца не будет, отвернулась и ускакала в свою комнату.
Спустя несколько часов, когда Алина уже спала, Андрей не выдержал и спросил:
— Надюша, давай заведем ребенка.
— А ты уверен, что справишься с двумя?
— Ты каждый раз это спрашиваешь, мы ведь воспитываем одну. Почему не справимся с двумя? – Андрей закинул руки за голову и мечтательно закатил глаза, — Представляю, как маленький пупс появится у нас в доме, я буду во всем тебе помогать, гулять буду с ним, качели-карусели, в садик водить…
— Вот именно, с ним. А Алина? Будет чувствовать себя покинутой?
Андрей резко ударил рукой по подлокотнику и вскочил с дивана.
— С чего ты все это напридумывала? Несешь какой-то бред! У нее и так всё есть! Комната скоро лопнет от игрушек. Одежды куча, кушает, развлекается. Что еще надо?
Надя выбежала из комнаты и вернулась со стареньким фотоальбомом.
— Смотри, — она протянула альбом мужу.
— Кто это? – с потертых страниц на Андрея смотрели две пятнадцатилетние девчонки, в одной из них, хрупкой блондинке с огромными глазами, он узнал свою жену, вторая – крупная шатенка, была незнакома.
— Моя подруга. Как видно по фотографиям, мы дружили с детского сада.
— Первый раз её вижу. Почему вы перестали дружить?
Надя вздохнула, тихонько забрала альбом из рук мужа и открыла на первой странице.
— Мы дружили с пяти лет. По какому-то распоряжению судьбы у нас было одинаковое имя и отчество, да и родились мы с разницей в две недели. Надюха старше.
Все удивлялись, что могло связывать двух абсолютно разных девочек, потому что на имени наше сходство заканчивалось. Если я была «принцессой», то Надюха – «бандит в юбке». Мы учились в разных школах и могли не видеться неделями, а иногда и больше, но доверяли друг другу, как никому.
Сначала куклы, прятки-скакалки, потом мальчишки, радости и печали, никаких тайн не существовало. Когда нам было по четырнадцать, её мама и отчим купили дом в другом районе и увезли Надю с младшим братом, их общим сыном, туда жить. С тех пор мы почти не виделись.
Надя кое как закончила девять классов, поступила в училище. Отношения с родителями что-то не складывались. Частенько она звонила и жаловалась на отчима. А когда встречались, рассказывала, что он выделяет Саньку, своего сына, а на неё не обращает внимания.
Дает ему больше карманных денег, наказывает её за его проступки и часто упрекает, что она неблагодарная и зря жалуется. И неизменно звучала эта ключевая фраза: «одета, обута и сыта, что еще надо?» Знаешь, так тяжело было видеть слёзы в её глазах. И я даже не знала, что сказать и чем помочь.
Сейчас я понимаю, что ей всего лишь нужно было тепло родителей, понимание, желание выслушать и поговорить, но им, как всегда, было некогда и не до её, на их взгляд, непонятных и нелогичных «проблем». Отчим обожал сына, а их мама не сильно ему перечила, чтобы лишний раз не ссориться.
Учителя жаловались на успеваемость и поведение, брат грубил. Тогда казалось, что с каждым днем становится все больше недовольных ею, а Надя, еще сильнее «щетинилась» в ответ. Время шло, но ничего не менялось.
После школьного выпускного, я приехала к ней в гости, рассказать, как прошел праздник. Входная дверь была открыта. По дому ходили незнакомые мне люди, вероятно, гости, некоторые были пьяны. Я поздоровалась с Надюхиной мамой, вошла в комнату и внезапно потеряла дар речи от увиденного.
И все эти люди вдруг перестали существовать. Июньское солнце, до этого ярко и весело светившее в окна, стало тусклым и холодным. Посередине комнаты, на двух стареньких табуретах стоял гроб, обитый красной тканью, в котором, лежала моя подруга. Я стояла, смотрела и не могла поверить. С ней не могло такого случиться!
Мне всё время казалось, что она сейчас встанет и засмеется над удавшейся шуткой. Всё, что я смогла разглядеть – это голубые глаза Надиного брата, обращенные в мою сторону. Он не сказал ни слова, но я всё и так. Мы сели на краю дивана и молча обнялись.
Сейчас уже не вспомню, сколько я там пробыла, пол часа или пол дня, только Надины слова не выходили у меня из головы: «…они не обращают на меня внимания,…учителя ненавидят меня,… мама не слышит меня, а я ведь, не всегда виновата,…отец дает мне 10 рублей, а Саньке 50, но мне же больше требуется: косметика, обеды, личная гигиена,… они не хотят меня понять, считают мои проблемы глупыми,…они меня не слышат,… не слышат,… не слышат…».
В комнате было много людей, большую часть из них я не знала, все плакали и причитали. Те, кто раньше ругал её, теперь пели дифирамбы. Преподаватели, которые терпеть её не могли, рыдали, поправляли серьги в ушах Нади и красиво укладывали крестик на груди…
Мне было всего шестнадцать, но я не смогла не заметить царившее там лицемерие взрослых. Большинству Надюха была безразлична, но на публике каждый старался как можно громче выразить свою скорбь.
В той комнате не плакали только два человека. Я и Санька.
Мне рассказали, что Надя покончила с собой, выпив упаковку таблеток больной бабушки, которая жила с ними. Что толкнуло её на этот шаг, я не знаю, думаю, никто не знает. Скорее всего «накипело», а подростки, ведь итак всё воспринимают слишком остро.
Память человеческая милосердна. Со временем шоковое состояние прошло. Стало немного легче. Сознание приняло факт, что я её больше не увижу, и надо привыкать жить по-другому. Появились новые друзья, я перестала тосковать.
Но одного так и не смогла забыть – это то, что люди своим невниманием довели человека до самоубийства. Взрослые считают детские проблемы глупыми и мелкими. Они забывают, как тоже были детьми, как нуждались в ласке и понимании.
Забывают, что детские переживания и «проблемы» совсем не маленькие, а соизмеримы с их возрастом и ростом и порой очень трудно оставаться непонятым.
Спустя уже столько лет моя память не дает забыть те истины, которые открылись у гроба подруги. Я не забыла, что значит быть ребенком, и не хочу забывать.
Намного позже, мы узнали, что Надя, на самом деле, не хотела умирать. Под влиянием ситуации или от отчаяния, она выпила эти таблетки, а потом испугалась. Приняла рвотное, успокоилась и пошла спать. А утром она не проснулась.
Эта смерть явилась результатом мимолетного порыва, желания обратить на себя внимание. В таких ситуациях кого-то успевают спасти, а кто-то остается жить только в наших воспоминаниях. Может, всё было бы проще, но память не отпускает тот урок, который я получила в подростковом возрасте…
Надя аккуратно закрыла альбом и положила его на полку, тем самым показывая, что рассказ окончен.
— Пойдем спать, уже поздно. Завтра на работу.
***
Циферблат электронных часов показывал три часа ночи, но Андрей так и не смог уснуть. Он отсчитывал секунды и смотрел, как меняются цифры на часах. Что-то не так, что-то не дает уснуть, какой-то важный момент был упущен.
Мужчина осторожно встал с кровати и направился в комнату Алины. Девочка негромко посапывала во сне. Рот приоткрыт, а пухлые щечки, надутые, как у колобка придавали её лицу забавное выражение.
И почему он раньше не замечал, что девчонка такая смешная? Андрей легонько толкнул Алину в плечо, пытаясь разбудить, но она и не собиралась просыпаться.
— Давай, попробуем начать сначала, — прошептал Андрей.
Он вернулся в кровать, закрыл глаза и почувствовал, что стало легче, а в голове промелькнула мысль: «На страшных ошибках приходится учиться, хорошо хоть, не на своих…»
