— Всю зиму до хлева и обратно. До хлева и обратно. И больше никуда.
Я молчу, прихлебываю чай. Ждем ее мужа, когда он вернется с работы. Сидим на кухне, а рядом, в комнате, две сестренки дразнят друг друга. Ссорятся. Бранятся.
Лена- так ее зовут — не обращает внимания. Только улыбается.
— Если что-то купить, я мужу звоню. Он захватит. Да на покупки три тысячи в месяц остается.
Это правда. Три тысячи в месяц. Остальное съедают кредиты и долги. Муж зарабатывает прилично. Тысячу в день. Двадцать пять выходит в месяц.
— Бросить бы все, да страшно. Пугливые мы. Нигде не были. Ничего не видали. Как там в других местах жизнь? Как там жить?
Ее мужа пугливым не назовешь. Он работал в милиции, и в конвоировании, и в задержаниях участвовал.
— И муж боится. Привыкли мы здесь.
Однако она понимает: ехать надо. И рассуждает сама с собой:
— Все здесь опустело. Скорее бы весна-лето, в огороде хоть копаться. — И тихо, сама себе: — А надо бы, может, под Псков куда…
И я говорю, что надо, но мы оба понимаем: не просто это — с места на место скакать, когда привык, прирос, и когда нет в характере этой тяги к переездам…
Мы оба понимаем, что не переедут они никуда. Может, подросших детей проводят, а сами — нет.
— Хотели в гости пойти, а некуда. К кому пойдешь? Все так сидят, а кто гуляет, так к тому — тем более.
В доме тепло. За окном мгла.
— Сашка устает. Тяжело в лесу.Тяжело.
И правда. Сашка рубит лес. Работа не из легких.
Залаяла собака. Топот на пороге. Сашка пришел. Обнялись.
Ужин из одной сковородки с Сашкой. Макароны с тушенкой. Хлеба одна корка. Не хватило хлеба.
Ничего. Я не ем мучного. Да и вообще стараюсь есть чуть-чуть. С одной стороны, не есть нельзя — обидишь, а с другой — надо побольше оставить Сашке.
Опять чай. Сашка курит у печки.
— Нет, ну куда ехать-то, и что там… — он смотрит на меня так, будто я предлагаю что-то уж совсем несуразное.
— Действительно, — вдруг поддерживает его Лена, — мы уж здесь доживем.
Доживут. Они младше меня лет на пятнадцать оба. Что ж. Я соглашаюсь. Жить везде можно.
Лена уходит укладывать детей. Мы с Сашкой остаемся одни на кухне.
— Ты приходи каждый вечер, — говорит он. — Хлеб приноси. Горячее с нас.
Улыбается. Глядит на меня.
— Слышишь, обязательно приходи. А то под вечер… — он осекается, терпеть не может жаловаться.
— Ты ж усталый…
— Ничего. Приходи. Поговорим… — он замолкает. Задумывается, точно ищет тему для нашей будущей беседы. Ищет и не может найти.
В детской стало совсем тихо.
Я уже не жду, что Сашка заговорит, а смотрю в окно. Там мгла непроглядная. Там холодная зима и снежная пустота.
Там ночь.
