Мужчина обвёл кухоньку внимательным взглядом. Вроде ничего не изменилось, все те же тарелки с голубой каемкой, черпаки, сита, все вроде на месте, но где-то поселилась глубокая щербинка, от ручки бокала откололся небольшой кусочек, а на обеденной тарелке он увидел засохшую кашу, маленький немытый островок, вроде и незаметный, но дед брезгливо отодвинул тарелку с борщом от себя.
— Что ты, Феденька, али не вкусно?
— Вкусно, только аппетита нет что-то.
Мужчина встал из-за стола, прошёлся по комнатам, как он мог не заметить чёрные нити паутинки по углам, нитки от шитья, разбросанные то тут то там.
Да, он работал немного дольше Шуры, она вышла на пенсию сразу же, устала, занялась внуками, хозяйством. Но последний год начала сдавать…
На стене висела рамка со старой фотографией, там были запечатлены они вдвоём — ещё студенты, на картофельном поле, Фёдор помнил задорный смех своей невесты, вспомнил первую их встречу на танцах…
Тогда, молодой студент физтеха и мечтать не мог о той, на которую заглядывался почти весь факультет, Александра Романова, белокурая красавица с голубыми бездонными глазами, в которых хотелось утонуть.
— Что же ты все в сторонке стоишь, идём танцевать! — смеясь схватила она тогда его за руку и повела на танцплощадку.
И он пошёл, он был счастлив, что Саша обратила внимание именно на его скромную персону.
«Какая же ты красивая! — подумал Фёдор глядя на девушку, — вот уж действительно ни дать ни взять…»
Ребята подшучивали тогда, мол поматросит и бросит, видали они таких, но после окончания института последовала свадьба, а потом родился сын, потом дочь. Вот тогда и улеглись страсти возле их пары, поняли, что там все крепко, и надолго!
Первые годы Фёдор все пытался подстраивать жену под себя, помня как мать вела хозяйство, Шура не была такой, все горело у неё в руках, энергия так и шла от молодой женщины, ну разбилась тарелка — на счастье же, а щербинка — вот уж придрался, не видно совсем, ладно в выходные куплю новую.
Однажды жена пришла домой без куртки, на дворе стояла промозглая осенняя погода.
— Что случилось? — бросился к ней Фёдор.
— Ничего, — улыбалась Саша, замерзшая и промокая до нитки — отдала я куртку женщине одной, для дочки ее, той носить нечего…
С годами, звонкий голосок Саши как-то потихоньку начал угасать, не любил Федя гостей, и сам никуда не ходил, жена тоже сидела подле. От однообразия дней увлеклась шитьем, дочку всю обшила, начала работать на заказ. А к пенсии и вовсе стихла, откуда-то взялся этот высокопарный тон, неспешность, неряшливость абсолютно во всем.
— Шура? — позвал вдруг старик.
— Да, мой милый?
— Как ты меня назвала?
— Ну ты же любишь, когда так выражаются, сам говорил.
Старик поморщился. Припомнил. Но этот тон…ей совсем не идёт.
— Идём выпьем чаю.
— Одну минуту, приготовлю, тебе где накрыть?
— Да, что с тобой, на кухне, не нужно накрывать, просто налей чай.
Шура села и заплакала.
— Саш?
— Да, мой родной!
— Опять ты за своё. Идём, я сам налью.
Сели друг напротив друга, по чашкам разлилось ароматное тепло, та, что со щербинкой стояла возле него, а рука не поднялась заменить или выбросить, столько с ней было связано.
Глаза невольно сфокусировались на темной нитке паутины, что сплёл паук прямо над обеденным столом. Она колыхалась туда сюда, а Шура будто ничего не замечая улыбалась глядя на мужа.
— Опять паутина, Шура!
— Где? — вскочила женщина, присматриваясь — прости, но я не вижу…
Непрошенные слезы вновь подступили к глазам, а он положил свою руку на ее дрожащие ладони и тихо прошептал:
— Садись, Сашенька, давай чай пить, это мне просто… показалось…
***
Вечером, когда жена уснула, Фёдор взял веник и смахнул все углы, помыл тарелки, и сел подле окна, на улице завывала метель, хороводы снежинок носились по двору обгоняя друг друга. Нет, он не перестал любить супругу, просто старость подкралась как-то незаметно, а жить ещё хотелось ярко, не одним монотонным днём.
«Надо завтра съездить за продуктами и позвать детей в гости» — думал мужчина — а потом взять путевки в санаторий, а лучше билеты на море, Сашка ни разу там не была, пусть посмотрит, может быть былой задор вновь вернётся в эти бездонные голубые глаза, за которые он когда-то и полюбил ее…»
