Саша пришел к стоянке лодок на заре. Вдохнул родной запах смолы, сочного камыша, и, простонав, спрятал лицо в ладонях — больших, мозолисто набрякших, трудно гнущихся.
Вчера принесли письмо, которое он ждал два месяца. Товарищ, служивший вместе, сообщил, что появилась возможность устроиться к нему на завод в областном центре. Общежитие будет. Просил срочно ответить.
Перед демобилизацией Саше все казалось простым и ясным: главное в жизни — приобрести хорошую современную специальность, закрепиться в большом городе, там пускать корни. А сейчас растерялся, не знал, уезжать или нет.
— Космы ходят, — ветер будет, — послышалось за спиной. Он вздрогнул и оглянулся. Поликарп, второй номер с их невода, стоял у будки и, задрав голову, щурился в небо.
— Наши опять телятся! — проворчал Поликарп и с трудом, откинувшись на спину, выдернул за цепочку из-под брюха серебряную луковицу часов, отнес на вытянутую руку, прищурил маленькие заплывшие глазки.
— Шестой час. Умный народ пораньше норовит отчалить, а мы все опаздываем. Молодые. В пухах-то больно любим поспать.
— Одна пара шагает, — подобрел голосом Поликарп, завидя своих.
Саша обрадовался, шагнул навстречу звеньевому с сыном, спешившим к будке. Они молча пожали руку Саше, кивнули Поликарпу и расстались. Отец отпер будку, а сын, поддернув до упора сапоги, вступил в воду и, гоня перед собой волну, заспешил доставать лодки. Дружное третье звено уже выгребало за камыши на чистое плесо.
Саша пришел из армии. Два дня отлеживался на сеновале. Мать о его приезде никому не говорила, тайно припасалась к приему гостей. И вдруг в утреннюю рань запел во дворе голос дядьки Володи Колобка:
— Эй, сестрица! Выручай беспризорного! Загулял, матка! Обратно загулял! Ссуди рыженького, будь добра. Я в долгу не останусь. Ты меня знаешь! Рыбки на днях занесу. Аккурат к Сашкиному приезду.
— А он уже приехал! Второй день как дома! — обмолвилась на радостях мать.
— Как дома? Где же он? — сорвался голос дядьки.
— А вон на сеновале спит. Поди глянь.
Саша не спал, уразумел, что неугомонный дядька сей час полезет к нему и, чего доброго, еще загремит с подгнившей лестницы. Сам возник в дверце и стал поспешно спускаться под дядюшкины воспевания:
— Племяш. Как я рад-то тебе! Явись спасителем моим! Выручи дядьку родного! Съезди за меня с рыбаками на озеро! Уж я в долгу не останусь. Что хочешь потом для тебя сделаю! Иначе меня на Доску почета вывесят. Не на ту — на другую. За прогулы. А какой сегодня из меня работник? Сам видишь! Меня самого за рубаху тянуть надо, чтобы в воду не плюхнулся.
Саша соскочил с последней лестничной ступеньки, сладко потянулся и ощутил в отдохнувшем, свежем теле такой избыток бодрости, скопившейся силы, что ему стало совестно отказать дядьке. До армии он частенько выезжал на подмену с отцовским неводом и управлялся не хуже других. Расцеловавшись с дядькой, Саша стал собираться на озеро.
Саша съездил с неводом раз, другой, третий. Колобок на радостях продолжал пить. А когда малость очухался, звено от него отреклось. Рыбаки стали уговаривать Сашу: «Приходи к нам, Сашок, в коренную. С тобой играешь, а не тянешь! С Колобком нетто так? То пьяный выйдет, то с похмелья. Тянет вполсилы. А какой с него спрос? Мы его с собой в лодку больше не посадим. Отвыкли от него».
Саша загорелся, польщенный: уж больно мать радовалась, что он с рыбаками ездит, по отцовской дорожке пошел. Справился:
— А дядьку куда денете?
— Пусть пока сетями да мережками в одиночестве промышляет. Авось одумается, — рассудили рыбаки.
И Саша остался в неводе…
Когда Саша вернулся с водой, обе лодки невода были втянуты кормами на берег. Генералов-младший нес к ним из будки весла. Звеньевой у склада с горючим наливал из бочки бензин в канистры. Поликарп продолжал восседать на полозе, упершись руками в колена широко расставленных ног.
— Еще на заявились господа наши! В постелях с женами нежатся, — пожаловался он Саше на запаздывавших рыбаков.
Ну вот, господа. По вашей милости мы опять последние. Много ли словим так-то? Опять в хвосте на бумаге останемся, — продолжал ворчать на опоздавших Поликарп, когда лодки выбирались на глубь.
— А тебе все тонны подавай! Чтоб под тридцатку в день выходило! — шумнул на него Борис Лапкин, упираясь шестом в дно.
— Будет, мужики, ссориться. Из-за чего? Озеро большое. Хватит и нам поля, — усовестил рыбаков звеньевой и, когда лодки вышли на глубь, скомандовал: «Крепись бортами! Сегодня по ближним травам пошарим. Подросли, чай. Их, поди, никто не трогал».
Много словили нынче? — раздался рядом с Сашей девичий голос. Не разгибая спины, Саша глянул на плот: опять эта Наташка Сотникова, его соседка, дочь звеньевого с третьего невода. Как гусыня, вытянула шею над перилами, заглядывает в лодку.
— Сама видишь! Не слепая! — раздражаясь, бросил Саша. Не понимал он её. Хорошо училась, а поступать после десятилетки никуда не поехала, лаборанткой на базу устроилась, качество их продукции проверяет и все среди рыбаков вертится. Саша не приметил, как дрогнули и поджались от обиды бледные губы девушки, как гордо выпрямилась тонкая нежная шея.
— Грубиян, — тряхнула Наташа коротко стриженной головой и метнулась от лодки. И едва не упала, поскользнувшись на оброненной рыбешке.
Не видел Саша, сколько паники и отчаяния промелькнуло в глазах девушки, когда она, с трудом устояв на некрасиво разбросанных ногах, в испуге глянула на него. Согнутый, он приметил только взметнувшуюся юбку под стройными, в золотистом загаре ногами, кружева дорогой комбинации и осуждающе покрутил головой:
— Выряжается на плот! А для чего? Кругом одни мужики-женатики да старики.
Девушка отошла на другой край плота, приставила к бровям ладонь. Не вдаль она вглядывалась. Просто не хотела, чтобы кто-нибудь из рыбаков увидел навернувшиеся на глаза слезы.
Мужики сдали рыбу и, поджидая его, сгрудились на краю плота, весело пересмеивались с рыбаками другого невода. Саша попятил лодку кормой. Принял рыбаков. Звеньевой, довольный, потряс белой бумажкой:
— Тонну двести сдали!
И убрал квитанцию в нагрудный карман.
Взялся мотор. Лодки резво побежали вдоль берега к родимой ветле, видной издалека. Усталый Саша рассеянно смотрел вперед. И вдруг сердце трепыхнулось: по Набережной улице шагала Наташа.
Ушла с плота. И отца не дождалась. А их, невод всегда встречает. Даже в теми когда приходили, — шелохнулась в голове внезапная мысль. Саша не отвел глаз от девушки. Наташа вышагивала чинно, всякий раз ногу ставила обдуманно. Спину прогнула, развела плечи, голову несла гордо, в отворот от озера. Не из-за него ли, из-за Саши? Приметил Наташу и Борис Лапкин.
— Да-а, — протянул многозначительно. — Везет же некоторым штатским. А они ноль внимания, не замечают, как девки по ним сохнут. — И ткнул кулаком Сашу в бок. — Слышь, в твой огород камешки пуляю! По-совести скажу: лучшей пары для тебя, чем Наташка, не найти. Ох, и любить будет! Со стороны оно всегда видней. Да и то запомни: с кем любовь ни крути, а прибиваться лучше к своему, родному берегу. Понял?
Саша молчал. Отозвался Поликарп:
— Нашел с кем говорить. Молчун он. Весь в своего батьку. С ними только в разведку ходить. Вот там годятся.
Разгрузились и переоделись быстро.
— Прошу на совещание глав пяти держав, — созвал рыбаков в кучу Борис Лапкин и повел по лицам острым прищуром глаз. — Может, сегодня ради субботы позволим пивка чуть-чуть, а? Кто за, прошу голосовать! — первым вскинул высоко руку.
Рыбаки приподняли свои не выше плеча, согласно забубнили:
— Сегодня вроде положено. В субботу не грех причаститься. Да и словили нынче не худо!
И через четверть часа рыбаки, потеряв Поликарпа, чинно правился через Рыбную слободу к перевозу, где голубел павильончик с вывеской «Ветерок».
Рыбаки улыбались. Улыбался и Саша. Было ему хорошо, привычно и вольготно среди своих. У родного дома сидела на лавочке мать. При виде сына и рыбаков заулыбалась, закивала всем умильно.
Саша поставил пустую сумку на лавочку.
— Сегодня отдыхай! С рыбой возиться не будешь, — улыбнулся матери и пошагал дальше.
— Ты смотри там не долго валандайся. Я баню натопила, — негромко попросила она.
Саша кивнул и весь напрягся, проходя мимо дома Наташки, повел глаза по окнам. Нет, никто не выглядывал из-за занавесок. Саша расслабился, почувствовал легкую досаду.
В «Ветерке» народу было не густо. Впятером обступили мраморный круг стола — сидеть здесь не полагалось.
Борис отлучился к буфетчице и скоро вернулся, цокнул о мрамор кружками с пивом.
Пиво размягчило души рыбаков, растворило усталость, растревожило старые обиды. Зашумели.
Подваливали, подбивались в «Ветерок» рыбаки с других неводов, здоровые, обветренные, стояли вокруг соседних столиков. Громкоголосые перебрасывались новостями :
— На Вексе вода убралась! Рыба хорошо идет! Только дай! Ящиков двадцать плотвы взяли!
— А у нас с полтонны не было с ряской!
Разноголосый шум рос, ширился.
Павильон начал гудеть от раздольных рыбацких голосов, и приветливая буфетчица Фрося сердилась, неоднократно повышала голос, призывая рыбаков к порядку:
— Мужички, потише! Не делайте беседы!..
Саша улыбался от беспричинной радости, от легкого веселого хмеля, от родных, близких и понятных разговоров. Тепло и утешно было ему здесь после дня, проведенного на воде в тяжелой работе.
И все-таки нет-нет да и вспоминал Саша про письмо друга. Может, сказать мужикам? Спросить у них совета? И не решался. Отворачивался от компании, хороня намокшие глаза. Смотрел на улицу. Тоскливо ему стало.
Но грустные мысли его мигом исчезли: со стороны переправы, где сиротливо жался к пристани катер «Аскольд», неторопливо выступала Наташка в кримпленовом платье цвета морской волны.
Борис Лапкин перехватил Сашин взгляд, двинул парня локтем в бок:
— Выйди. Покалякай малость. Из-за тебя она здесь ходит. Что тебе, молодому, нашу толковщину слушать.
Саша вышел из душного гудящего «Ветерка». Тишиной и прохладой обдало со всех сторон. Он сразу посвежел.
— Гуляем? — спросил у поравнявшейся Наташки, и ему показалось, голос его гремит в покойном воздухе на всю Рыбную слободу.
— Гуляем! — передразнила она, и осторожно глянула парню в лицо: много ли выпил? — Смотри, с завода сразу выгонят, если с похмелья заявишься.
— С какого завода? — прищурил глаза Саша.
— Знаем, с какого. Не скрытничай, пожалуйста. Когда уезжаешь-то? — спросила Наташа с беззаботной улыбкой, но волнение и досада проступили в голосе.
— Да никуда я не поеду, к твоему сведению, — отрезал Саша и, видя, как быстро опустила глаза Наташка, гася в них счастливый блеск, добавил с поспешностью: — И не собирался.
— Что так? — быстро и светло глянула ему в лицо девушка и опять уронила глаза.
— А мне и тут неплохо, — счастливо засмеялся Саша. — Вот возьму и пойду тебя провожать до самого дома. Иль не пойдешь со мной?
— Да нет, почему, — выдохнула Наташка и зачертила носком белой туфельки по песку. — Только я на катере собралась прокатиться. С последним рейсом. Туда и обратно.
Ну, так я тоже прокачусь. — Саша хотел взять девушку под руку. Наташка увернулась, спрятала руки за спину и пошла впереди парня к пристани высокая, стройная, неузнаваемо гордая.
Катер «Аскольд» устало дремал возле причальных свай. Но только Наташа с Сашей ступили на железный понтон, служивший дебаркадером, как в утробе катера заурчало.
Перепрыгнув щель между понтоном и катером, Наташка поскользнулась на палубе, и Саша ее поддержал. Девушка ухватила его руку и увлекла на корму в укромное место, под верхней палубой.
Они встали рядом у перил, и Наташа припала щекой к Сашиному плечу, прикрыла глаза. Рука ее нежно гладила заскорузлую Сашину ладонь, перебирала пальцы. Саша задохнулся от прилива нежности к девушке. Никогда и никто так доверчиво не ласкался к нему. На глазах у него выступили слезы.
Катер дернулся вперед. Зашипела вода у бортов.
— Коришь меня, поди, что утащила опять на озеро? Надоело оно тебе, — виновато вздохнула Наташа, не открывая глаз.
— Что ты! Разве оно может надоесть, — улыбнулся Саша.
Ветер совсем упал. Вода успокоилась и заяснела. У берегов темнела отражением лесов, сгрудившимися камышами. Было всюду озарено и торжественно тихо. Только мотор стучал, да журчала, пенясь, бегущая от носа катера пузырчатая бороздка воды.
— Хорошо тут у нас, правда? — спросил Саша.
— Ага, — ответила Наташка. — Вы сегодня здесь, по ближним травам ловили… точно?
— Точно, — кивнул Саша, широко улыбаясь.
—Я в бинокль смотрела, — похвасталась, и медленно подняла на парня тихие несмелые глаза:
— Верно, не поедешь?
— Верно, — Саша крепко стиснул Наташкину руку.
— Они не заметили, как пересекли озеро. Вздрогнули и очнулись, когда катер мягко ткнулся в причал. Сошли на берег. Забыв про все на свете, слепо побрели по песчаной косе в луга.
