В молодости я получила важный урок: жизни под одной крышей с родственниками. Муж и дети — всё. Никаких мам, пап, братьев и сестёр.
За урок я заплатила дорого: мы жили со свекровью и 13-летним деверем, тем ещё оторвышем. Из комнаты выходить было страшно, в туалет терпела до последнего.
Дом 200 квадратов — на мне был. Если в раковине оставалась одна грязная ложка, то она могла полететь в мою сторону с криками, что я — свинья.
Год придирок, скандалов и требований отдавать зарплаты. Переезд от свекрови — самое лучшее, что было в моей жизни.
Мы тогда были студентами, подрабатывали, сами себя кормили. Жили на территории мужа — он был владельцем части дома. Съезжая, муж отписал свою долю матери, и «поблагодарил» её за хорошее отношение.
Мы уехали в город из посёлка городского типа, в котором находится тот дом. Уехали и постарались забыть, как страшный сон, совместное проживание. Муж свою мать так и не простил за её поведение.
Первые несколько лет она постоянно набрякивала, деньги требовала. Муж номер сменил. После этого она 13 лет в нашей жизни вообще не появлялась.
А тут про нас вспомнила и у мужниного друга детства номер вызнала. Позвонила, жаловаться начала, что младшая сноха обнаглела: командует, как у себя дома, с кулаками может кинуться, пенсию отбирает, орёт матом.
Забыла Марина Николаевна, что на каждую злобную свекровь найдётся ещё более злобная стерва-сноха, а на каждую хабалку найдётся особа похабалистей. Деверь вырос, женился и привёл супругу в дом. Началась у Марины Николаевны тяжелая жизнь.
Я аж удивилась: всё, что Марина Николаевна описывала, она сама когда-то по отношению ко мне позволяла. Её рукоприкладство по отношению ко мне, последствием которого стала прервавшаяся беременность, и стало последней каплей, после которой мы съехали.
— В холл выходить страшно. Когда в магазин надо, я через окошко вылезаю, чтобы младшей снохе на глаза не попасться! — жалобно скулила Марина Николаевна в трубку.
Помощь ей нужна стала — вырвать несчастную мать из цепких лапок обидчицы, к себе в город забрать, комнату отдельную выделить и с внуками познакомить. С теми самыми внуками, которых я, якобы, нагуляла неизвестно где.
— Вещи собрала, под кроватью в сумках лежат. Сыночек, я тебя жду! — как следует описав свои страдания, закончила она.
— С нами она жить не будет! — сразу обозначила я, вспомнив потерю первенца, и пошла искать информацию: с какого возраста берут в дом престарелых.
У моей мамы волосы дыбом встали — как в дом престарелых? А как же простить, понять, принять с распростёртыми объятиями?
— Меня потом тоже сдашь? — недовольно спросила мама.
— Нет. Ты же надо мной не издевалась.
Муж тоже не горел желанием забирать свою мать к нам. У нас ипотека и дети — подросток и школьник. Места для неё в нашей двухкомнатной квартире нет. Если честно, и в пятикомнатной бы для неё места не было.
— Съезжу, узнаю, как там дела на самом деле обстоят. С братом поговорю, — решил муж. — Ты со мной?
От подобного предложения меня перекосило, даже отвечать не понадобилось.
Съездил. Его брат с той самой женой даже на порог не впустили. Сказали, что он никто и звать его никак. Марина Николаевна сама к сыну вышла. Из окна первого этажа вылезла. Не обманула. Вернулся муж домой в сыром от материнских слёз свитере. Извинения передал, раскаялась его матушка за прошлое, дружить хочет.
Выкроили денег, сняли ей комнату в коммуналке. Перевезли. Всё к нам в гости просится. Старший ребёнок даже знакомиться с бабушкой не желает, говорит, у него одна есть и ему хватит. Младшему пока не сказали ничего.
Общественное мнение «не дело это — свекровь в коммуналке живёт, простить давно пора и к себе забрать!», сделало своё дело: я даже пошла к психологу.
Всё равно ничего не вышло — меня как передёргивало при звуках имени, так и передёргивает. Только теперь я знаю, что не обязана ничего терпеть. Да что там терпеть, я даже имею полное право вообще с ней не видеться!
За год тех шпыняний, Марина Николаевна расплачивается жизнью с чужими людьми и нашими подачками. Мне всё равно, как это выглядит с точки зрения морали.
Ей раньше надо было головой думать, а не рыдать в 58 лет, что никому не нужна, что внуков знать хочет, что передо мной вину искупить жаждет. Мне до этого нет дела. Пусть за комнату спасибо скажет.
