В так называемых «алиментных войнах» пострадавшей стороной, чаще всего, являются дети. Пока взрослые с пеной у рта делят деньги и выдвигают претензии, не сойдясь в их количестве, а дети не понимают, почему родители поливают друг друга грязью.
Впутать в разборки ребёнка — очень «умный» и «мудрый» ход. Действительно: большие, наивные глазки на добром детском личике смотрятся на порядок выигрышней перекошенного от злости лица его матери.
Одному точно нет оправдания — использованию ребёнка в своих целях. Нельзя ставить жажду наживы выше желаний и честного имени собственного чада. Особенно в ситуации, когда отец не отказывается от своих финансовых обязательств.
Я не нравлюсь нашей бывшей жене по нескольким пунктам:
Я посмела увести её запасной аэродром. Она несколько раз уходила от Стаса, потом возвращалась, просилась пожить. Стас не отказывал только из-за дочери.
Встретив очередного мужчину мечты, Ксюша собирала вещи, забирала дочку и уходила, оставляя записку с текстом «Не ищи нас, у Лены новый папа!» Как только мы съехались, ей был дан от ворот поворот.
Деньги. Разумеется, деньги. Меня же надо одевать-обувать-развлекать. Поэтому я — воровка. Обкрадываю несчастную девочку, растущую без папы при живом отце.
Ксюша даже однажды поделилась своим виденьем нашего быта: Стас получил зарплату, гречки и макарон домой купил, остальное на дочку отдать должен. Не отдал всё? В качестве алиментов отдал треть зарплаты? Сволочь, спускающая бабки на девку! И это при живом-то ребёнке!
Счастье. Это пункт бесит Ксюшу больше всего. Как Стас посмел не сидеть до гробовой доски и не ждать возвращения блудной жены? Как он посмел жениться и найти счастье в браке?
Пока она одна с ребёнком не может встретить нормального мужчину, он имеет наглость выкладывать фотографии с нашими сияющими рожами! Линчевать потаскуна, забывшего про ребёнка!
Дочке Стаса пятнадцать лет и она тоже воровка. Так Ксюша сказала. Телефоны у одноклассников, деньги у учителей и Ксюшиных гостей. Девочка не погнушалась украсть пенсию у родной бабушки. Не побрезговала обокрасть слабовидящую соседку. Вот только парадокс: у нас с мужем Лена не украла ни копейки. Ни разу.
Приезжая к нам после очередного звонка матери с требованием дать денег для возврата украденного, Лена краснела и бледнела. Пока Стас отчитывал дочь, рассказывая о недопустимость прикарманивания чужого добра, она беззвучно плакала.
Стас исправно отслюнявливал деньги на покрытие ущерба пострадавшим от рук Лены. Украла у одноклассницы телефон за десять тысяч и продала — муж возместил пять, ровно половину.
Так и с пенсией его бывшей тёщи. И с кошельком Ксюшиной гостьи. И со всем остальным. Муж всегда возмещал половину, услышав от дочки робкое: «Да, папа, я украла. Больше не буду. Прости».
В очередной раз, когда пристыженная Лена рыдала у нас дома, соглашаясь со всеми обвинениями, её прорвало. Она вывалила правду, как на духу: она ни разу ни у кого не взяла ни рубля.
Это маме надо было новые сапоги, на посиделки с бывшими одноклассниками, на ремонт ноутбука… Вот та и придумала схему с дочерью-воровкой, ответственность за поступки которой несут оба родителя в равных долях.
Мать года. Несомненно. У меня нет цензурных слов.
Лену мы забрали к себе. Раньше надо было это сделать. Но я до жути боялась проблемного подростка. Ксюша всегда жаловалась Стасу на её поведение: ворует, не слушается, прогуливает…
Стас подаёт на алименты, хоть мы и не нуждаемся в деньгах. Пошёл на принцип: он платил, теперь пусть она платит. Деньги-деньгами, а кто вернёт Лене доброе имя? Какой она вырастет с таким-то примером перед глазами? Каково ей было стоять, краснеть и выслушивать обвинения в воровстве из-за мамашиных хотелок?
Алиментов Ксюше мало было? Тридцать тысяч в месяц. Пятнадцать на руки, пятнадцать на счёт девочки. Одежда, секции, репетиторы — за счёт Стаса. Жадная, алчная сука, а не мать. Да я, как мачеха, буду лучшей мамой, чем био.
К психологу Лену записала, надо исправлять то, что натворила с неё Ксюша. Пока не поздно. Верю, что получится. Не может не получиться. Знать бы раньше, что не стоит бояться чужих детей, этого бы не случилось.
