Под ее пристальным взглядом Тимофей съёжился, поправил давно не глаженную сорочку, так неаккуратно заштопанную. С кухни донёсся запах подгорающей картошки, женщина решительно сняла сапоги и протянула пальто:
— Где можно вымыть руки? — спросила она.
— Направо по коридору, сейчас я принесу чистое полотенце, — ответил Тимофей поспешно вешая пальто на вешалку и запинаясь чуть ли не на каждом слове.
Через пару минут Ольга Игнатьевна уже стояла у плиты, помешивая картошку, мужчина замер у входа на кухню, прислонившись к косяку.
Как давно здесь не было женщины, как не хватало этому дому заботливых рук хозяйки.
Оксаны Ивановны не стало ровно семь лет назад, все, что было до — осело теплом на душе, после — оказалось холодным и чуждым. Жизнь потеряла всякий смысл, не радовала весна, вступающая вновь в свои права, первые солнечные деньки серыми буднями непрерывно сменяли друг друга.
— Отдохните, Тимофей Иванович, — сказал как-то начальник его отдела. — В санаторий съездите, подлечитесь, а потом, как говориться с новыми силами…
Вот тогда то в его жизни и появилась Ольга — молодая женщина тридцати лет, в санаторий она поехала после длительного развода с мужем. Два одиночества, нечаянно встретившись на прогулке после ужина, вовсе не думали, что дороги из судеб могут сойтись так близко, что вот вот протяни руку, а мужчина медлил.
— Что тебя держит? Полюбуйся на себя — носки дырявые, в комнатах слои пыли, ты вообще убираешься? — говорила мать, бывавшая в городской квартире сына наездами. — Куртка порвалась — так и ходишь, белья в ванной немерено, а ешь то то хоть что?
— Картошку жарю, в магазине готовое покупаю, благо кулинария рядом, — равнодушно произнёс мужчина. — Мать, справлюсь как-нибудь, чай не пятнадцать лет.
— Сынок, дай хоть суп сварю, да пирогов напеку, пока у тебя тут, домашнего поешь, — вытирая слезы произнесла Галина Петровна. — Помнишь, ты про женщину рассказывал, Лелю.
— Олю, — поправил Тимофей.
— Да, Олю, чего медлишь то, раз молодая, при деле, детей нет.
— Не могу я так, мама…
— Сколько лет прошло, она только рада будет, что у тебя все сложилось, ну, поверь, я тоже скучаю, таких как Ксаночка наша днём с огнём не сыщешь, сынок. Но жизнь ведь не стоит на месте, надо двигаться дальше, может и детки пойдут — мне отрада будет, — проговорила Галина Петровна, управляясь на сыновьей кухне.
Тут же поставила тесто, нарезала овощи на суп, вскоре аромат от наваристого бульона заполнил всю квартиру.
А уже через пару дней, следуя материнскому настоянию, в квартире появилась будущая хозяйка. Неслышно ступая, обошла она большую холостяцкую квартиру, остановилась у полок с фотографиями, улыбнулась про себя увидев корзинку с шитьём, неумелые стежки, разноцветные нитки на светлых сорочках, квартира была одинокой и неухоженный, но уютной и тёплой.
Ольга вдруг почувствовала, что именно здесь она сможет обрести счастье, редко ее посещали такие мысли, хотя подруги последнее время все активнее знакомили с новыми мужчинами, отметая вариант союза с Тимофеем Ивановичем, но ведь сердцу не прикажешь…
И вот она на кухне, забрызганной жиром и горой немытой посуды в раковине, и улыбается про себя. За ее спиной прислушиваясь к ароматам, которые издают ее блюда, стоит он.
— Боже мой, как вкусно пахнёт!
— Ты наверно голоден?
— Немного, перекусил с утра в кулинарии, — обманывает Тимофей Иванович, а желудок предательски урчит.
Большие, сильные руки касаются ее хрупких, острых плеч. Тёплое дыхание обжигает шею.
— Спасибо тебе…
— За что?
— За то, что не прошла мимо тогда, я бы сам и не решился познакомиться.
Весна на этот раз пришла рано, с первой капелью, тёплыми лучами солнца, и звонким криком младенца — Фёдора Тимофеевича, закружились птицы звонкими трелями, а два окна на пятом этаже засветились теплом двух любящих и некогда таких одиноких сердец…
