— Я удивляюсь только одному: как они еще не поубивали друг друга! — говорит моя знакомая, рассказывая про своих дальних родственников. — Представляешь, в однокомнатной квартире живут вчетвером: пожилые родители, их взрослая дочь и внучка-подросток… И так много лет, без всякой надежды на улучшение. Жесть!
…Давным-давно, еще в СССР, жила-была семья: мама, папа, дочка Любочка.
Мама с папой — идеалисты-романтики, люди исключительной доброты, искренности и душевности. Последнюю рубаху, как говорится, с себя снимут и отдадут тому, кому «нужнее».
Из нажитого за всю жизнь — крошечная однокомнатная квартирка. Ни дач, ни машин нет и никогда не было, счастье ведь не в этом.
Любочка тоже из того же теста. Тургеневская барышня, книжное воспитание. Немного не от мира сего, вся в мечтах, но милая, искренняя и не способная на подлость.
И вот, как водится, «пришла пора — она влюбилась».
Избранником стал, как это часто бывает у тургеневских барышень и вообще хороших девочек — плохой мальчик, «гусар и повеса», мужчина лет на пятнадцать старше, состоявший до этого уже как минимум в трех браках, щедрый, бесшабашный, веселый и, конечно же, без гроша за душой.
Дальше все понятно — свадьба, беременность, рождение дочки Оленьки, стремительное понимание, что семейная жизнь не складывается.
Развод и возвращение с трехлетним на тот момент ребенком к родителям — в крошечную однокомнатную квартирку, ибо больше некуда.
У Любочки и такой-то нет. И вряд ли будет. Любочка работает в школе учителем рисования, время от времени, крайне нерегулярно, получает от гусара какие-то копеечные вливания, и о том, чтобы съехать от родителей хотя бы на съем, уже и не мечтает.
Тесно, конечно, ну а что делать. Так и живут вчетвером. Внучке Оле уже стукнуло пятнадцать…
Проблема еще в том, что практически все время все дома: Люба с Олей приходят домой из школы в три, максимум полчетвертого.
И с этого времени до позднего вечера все вчетвером буквально толкутся в одной комнате на пятачке в несколько метров.
Бабушка с дедушкой то и дело заглядывают внучке через плечо, дают советы, комментируют, и отделаться от этого назойливого внимания нет никакой возможности.
-Ну… русские люди всегда так жили! — смеется бабушка. — Сначала в курных избах по двадцать человек, потом в коммунальных квартирах и общежитиях, в одной комнате семьями по несколько детей! И ничего! Все выросли прекрасными людьми…
Может, конечно, многие и выросли прекрасными. Но более подленькое и мелочное существо, чем пятнадцатилетняя Оля, трудно себе вообразить.
Наверно, нехорошо так говорить о ребенке, но иного определения тут не подберешь.
Врет, интригует, разыгрывает многоходовочки, подставляя одноклассниц не ради выгоды какой-то даже, а просто из любви к искусству. Впрочем, и выгоды тоже не упустит.
Были истории на грани криминала, а может, и уже за гранью, — учителя просто заминали дело, жалея свою коллегу Любу. Видавшие виды педагоги просто за голову хватаются. Но что делать конкретно, никто особо посоветовать не может.
Впрочем, Люба как-то на своей волне, только плечами пожимает. Лишь бы не ругаться, не выяснять отношений, лишь бы не трогали.
Воспитанием Оленьки больше всегда занималась бабушка — таскала внучку по музеям, театрам и выставкам, читала вслух правильные и хорошие книжки — собственно, те же, что несколько десятилетий назад читала и дочери.
Причем, не просто тексты те же, а сами книги и игрушки у Ольги были те же самые, Любочкины. У бабушки все прекрасно сохранилось. Так что воспитание у матери и дочери абсолютно одинаковое. Но результат, кажется, получается прямо противоположный.
В кого она такая?
Наследственность упрекнуть не в чем: по материнской линии все понятно, и папа, хоть и раздолбай и нищеброд, но человек не подлый и, кажется, без гнильцы.
Неужели виновата теснота в квартире и отсутствие личного пространства?
Или это еще не теснота — ведь кто-то наверняка живет и хуже, и ничего?
Жилищный вопрос действительно может испортить характер, или дело совсем не в этом?
