Врожденная тотальная алопеция — звучит как-то тотально, правда? Под этими словами скрывается состояние, при котором с самого рождения отсутствуют любые волосы, даже тот самый младенческий пушок.
Нет, это не тот случай, когда «а у моей племянницы тоже до двух лет волос не было — ну то есть пара сантиметров, не более».
Это когда у тебя с самого роддома на руках обаятельная живая реклама шугаринга: ни ресниц, ни бровей.
О том, что что-то здесь не так, я поняла еще в родзале — дочкина макушка отражала свет ламп, как новогодняя игрушка.
К двум месяцам забеспокоился участковый педиатр. К трем у Сашки в карте было больше результатов анализов крови, чем у меня за всю жизнь: кальций, калий, фосфор, хлор, все возможные гормоны, еще миллион параметров.
Генетик, дерматолог, эндокринолог — все умилялись Сашиным глазам-фонарикам, но разводили руками. «Готовьтесь — волос не будет.
Есть пара процентов вероятности, что они с возрастом появятся, но лучше не надеяться, чем потом быть в шоке».
Само собой, в моей истории поиска в браузере появились статьи об алопеции, форумы, тематические сообщества.
Везде сквозь «Я особенная и люблю себя» сквозили пережитые депрессии и травля, попытки спрятаться и уйти в оппозицию. Когда нет выхода из ситуации — ты все равно приходишь к тому, что лучше плюнуть на все и просто жить. Но это приходит далеко не сразу.
У нашей старшей дочери от густоты волос ломаются расчески. У меня лично парикмахеры берут в два раза больше денег за стрижку, нежели написано в прайсе.
И тут, среди царства заколок и спреев для волос — она, моя маленькая гладкая девочка, наш Донской Сфинкс. И знаете, уже сейчас мы слышим: «Ой, как жалко малышку! Ну ничего, сейчас так много париков».
То есть считается, что нам необходимо «подправить» немного нашу дефектную красотку — тогда, так и быть, не будем обращать внимание на такие мелочи.
А мы не хотим. Как бы ни сложилась дальнейшая судьба Сашиных волос — мы будем растить ее с осознанием, что наша инопланетянка — самая прекрасная, самая особенная и невообразимая.
И мучить ее париками в угоду обществу, не готовому видеть «нетакихкаквсе» — не станем. Кто-то же должен сиять, правда?
