«Ишь, уставилась как, а вырядилась то, по сему видать городскую привёл» — беззлобно подумал дед Митяй, а сам толкнул в бок жену — давай мать, накрывай стол, что рот открыла.
Не каждый день сыновья невест в дом приводили, а тут первым младший явился нежданно, негаданно, и не один, а с длинноногой, остроглазой, и заявил родителям с порога: «Ну, знакомьтесь, это моя жена Ляля …»
У матери так и округлились глаза от неожиданности, отец крякнул, старики переглянулись, а делать то нечего.
Лидия Семеновна послушно засеменила к комоду, достала новую накрахмаленную скатерть, припасенную для такого случая. Принесла с кладовой заготовки — малосольные огурчики, салаты, грибочки.
А сама про себя все думала: «Вона как сейчас модно стало, ни слова, ни весточки, и на тебе жена…». Почему то отвернулась и заплакала, старались ведь воспитывали, традиции прививали, ну как так можно.
— Мам, ну что ты, все хорошо. Вы подружитесь обязательно, а сейчас мы с Лялей на озеро сходим, мы быстро…
Дверь за молодыми хлопнула. Женщина повернулась к мужу, и вытерши струйку пота, стекающую со лба, заплакала.
— Ну ладно тебе, чай не на тот свет провожаешь, радоваться надо молодым, — старался поддержать жену дед Митяй.
— Нет, ты видел во что она одета была? Пошла по деревне с пузом голым, что за мода такая… опозорят нас только.
Старик усмехнулся сквозь усы:
— Ну про моды вам, бабам, лучше знать, себя вспомни, в чем явилась тогда…
— Когда? Платье у меня было ситцевое в белый горох. Вполне приличное. Фасоны такие раньше были в моде.
— Ну, ну…, — посмеивался старик, поглаживая бороду.
— А имя ты расслышал? — не унималась женщина — что за имя такое Ля-ля, как кукла ей Богу…а никого она тебе не напомнила?
— Нет.
— Так на Таньку похожа, помнишь ты бегал ещё за ней.
— Эх женщина, что опять вспомнила, ни за кем я не бегал кроме тебя. Раз проводил только, а ты всю жизнь вспоминаешь.
— Так что не женился на ней, — голубые глаза Лидии Семеновны блестнули, а в уголках рта выступили озорные ямочки, которые Митяй так всегда любил.
— Уж больно ямочки твои понравились, да ноги, что от ушей росли…
— Фу ты, — женщина отвернулась к плите, а ведь действительно таких стройных длинных ног поискать ещё было, эх время, куда же ты летишь, думала женщина.
Вскоре вернулись молодые, сели за стол, выпили за счастье и лад в семье.
— Лет то тебе невестушка сколько? — спросил дед Митяй.
— Двадцать три, — ответила Ляля.
— А занимаешься чем?
— В школе работаю, веду начальные классы.
— Значит грамоте детей учишь, похвально. А родители твои чем занимаются.
Молодая женщина вдруг опустила глаза на стол, будто решила пристально рассмотреть содержимое своей тарелки.
— Нет у неё никого, батя, сирота, в интернате росла.
Старик замолчал, неудобно как-то стало.
— Боже мой…- вздохнула Лидия Семеновна, чуть не выронив огурчик, который хотела доложить в тарелку невестке, — милая моя… ты ешь, ешь, проголодались чай с дороги…
А потом дед по своей старой традиции показал награды, полученные во время войны: ордена, медали, ветхие, потрепанные благодарности, лишь мать сидела как на иголках, поглядывая то на мужа, то на сына, на невестку…
***
К вечеру молодые решили немного прогуляться, накинув шаль на плечи Лидия Семеновна вышла во двор и села на ступеньки. Дед Митяй последовал за ней.
В воздухе уже разлилось тепло августовской ночи, ярко мерцали заезды на небе, оттого оно казалось ещё ближе, невольно воспоминания погрузили стариков в свои объятья…
— Слышишь, мать, а помнишь, нашу свадьбу? Такой же вечер был, звездный, тёплый и ты…
— К чему вспоминать то, не те мы уже…ты бы лучше забор подладил, да крышу к зиме пока сын тут.
Дед Митяй вздохнул, глянул на жену косым взглядом.
— И так всегда. Серая ты, Лидка, романтики тебе не хватает.
— Что ж ты Таньку в жены то не взял, там уж романтики не занимать было, — подначила женщина.
— Дуреха ты моя, старая…
В ту ночь молодым уступили кровать в комнате, а сами легли на скрипучий старенький диван. Деду Митяю все не спалось, прислушивался к задорному смеху невестки, воспоминания одно за другим бередило память, вот он делает предложение молодой красавице Лиде, а тут ведёт ее под венец, вздрагивает от плача маленького сынишки по ночам, и встаёт к колыбели, покачать малыша, дабы дать уставшей жене поспать ещё немного…
Что-то далекое, полузабытое, светлое вдруг тронуло его душу, он нежно погладил жену по плечу. Та, вздрогнув, что-то проворчала сквозь сон и отвернулась.
— Эх, старая, разбередила всего, — и заснул, улыбаясь своим воспоминаниям, будто не было этих лет, будто молодость вернулась вновь, пусть совсем ненадолго…
