Мужчина в возрасте обязан иметь ритуалы, традиции, хорошие привычки. Простые и надежные. Это залог спокойствия и долголетия. Ничто не может изменить ритуал. Даже внезапный десант противника, ссылка в Магадан или женитьба.
Суббота у меня – день яичницы. Нет, сперва о другой привычке. По утрам я бегаю в парке возле дома. Но это неинтересно, собаки тоже бегают.
Зато пока я бегаю в парке по снегу или по травке, уже предвкушаю: скоро зашкворчит, зашкворчит! Кажется, даже чувствую запах. И бегу гораздо шустрее.
Моя яичница – особая яичница. Яичница экономного холостяка. Туда идет всё, что найду в холодильнике и вокруг. На самом деле, зря хвастаюсь, почти все мужики делают именно так. И все страшно гордятся, будто именно они это изобрели. Будто каждый тут Джейми Оливер.
Некоторые дают такой яичнице свои имена-фамилии. Скажем, «яичница по-горбуновски». Я даже не знаю, кто такой Горбунов, но мне рассказывали легенды об этой яичнице. Впрочем, мой лучший друг как-то в командировке, с похмелья нажарил коллегам яичницу с собачьими консервами.
Нет, он не ошибся банками, просто не нашел вокруг ничего лучше, а тупо бросать яйца в сковородку ему не хотелось. Коллеги всё съели, хвосты и шерсть у них не отросли – напротив, были довольны, а хитрый друг не открыл им рецепта.
Вернусь к моему холодильнику. Его я изучаю тщательно, это практически экспедиция. Если в углу холодильника нахожу загрустившую дряблую сосиску – в дело! Если остатки консервированного горошка в баночке – прекрасно.
Пусть горошек даже почти усох. Половина луковицы – вообще подарок. Я – санитар холодильника. Моя яичница – утилизация продуктов. Не выбрасывать же, я очень рачительный. Меня бы назначить министром экономики, я бы за год страну поднял до уровня Швейцарии.
А уж кур и яиц у нас – завались. Наших кур можно в армию призывать, столько их развелось.
Снова отвлекся. Так вот. Иногда моя экспедиция добирается до самого полюса, в морозилку. Обычно ловить там нечего, но как-то нашел среди льдов кусочек забытого сала, наверно осталась от капитана Татаринова. Как же я радовался этому салу.
Бросаю это всё на сковородку. Порезав, конечно. Нож у меня остро заточен. У холостяка дома может быть полный разгром, окурки по углам, но заточенный нож – это святое. Мы всё еще странствующие рыцари.
Дом – это временно, дом – это вздор, но оружие любим и точим. Итак, всё порезав (кроме горошка) – бросаю на сковородку. И оно начинает шкворчать. Шкворчать! Как я люблю этот звук, даже чуть пританцовываю. Но что-то я забыл… что? Ах да, яйца! Это уже несложно. Бац-бац-бац-бац.
В моей яичнице всегда четыре яйца, и это всегда кривая глазунья. То есть один-два желтка оставляю, прочие – вольными пятнами. Соль-перец-зелень. Иногда для прикола сыплю зиру или какую-то оранжевую фигню, привезенную с Мальдивских островов, забыл название.
Всё? Нет, не всё! Есть и финальный штрих. Изыск, гурманство, каприз. Это сыр.
В том же холодильнике непременно валяется окаменевший кусочек пармезана или гран паданы, привезенных из античного Рима. Его надо потереть над сковородкой, рассыпая щедрым ровным слоем. Шкворчит, шкворчит!
И мой четырехглазый омлет, мой разноцветный блин ловко сбрасываю со сковородки на тарелку. Некоторые любят есть прямо со сковородки, уверяя, что это вкуснее – не спорю. Но я люблю с тарелки.
Белой тарелки со скупым орнаментом по краям. Мне нравится так, это красиво. Рядом кладу мельхиоровую вилку и нож, мгновенье любуюсь. Нет, никаких инстаграмов, это уже профанация, смерть чистого жанра.
Сажусь. Делаю чуть погромче радио, там горланит Мик Джаггер или Джо Кокер. И начинаю есть, делаю это молча, неторопливо, задумчиво. Мне хорошо. Я очень люблю свои субботы. Свои четыре яйца.
