…Свекровь моей знакомой, Ларисы, умерла совсем недавно и довольно неожиданно, все близкие пережили настоящий шок и еще не оправились. Почему-то всем казалось, что эта милая, сердечная, уютная женщина будет жить вечно.
Свекровь всегда относилась к Ларисе, как к дочери.
После свадьбы сына разменяла свою квартиру — помогла молодой семье решить жилищный вопрос, сама осталась с младшим сыном в однокомнатной — правда, большой, с кладовкой, но все же. Много раз выручала Ларису с детьми — забрать, присмотреть, посидеть на больничном. Внуки обожали ее, и Лариса тоже ее искренне любила.
Единственный вопрос, в котором Лариса никогда не могла понять свекровь — ее отношение к младшему сыну. Покойница вообще была любвеобильная натура, но любовь к младшенькому перешла все границы.
Старшего сына, впоследствии ставшего мужем Ларисы, свекровь родила рано, в студенчестве, и он рос, как многие дети той поры, с ключом на шее. Впрочем, он не в претензии — вырос веселым, самостоятельным, уверенным в себе. Запросто может и суп сварить, и дырку зашить, и пылесос починить, и косметический ремонт в комнате сделать.
А потом, уже в достаточно зрелом возрасте, свекровь родила Славика.
Славик родился глубоко недоношенным, рос болезненным и хлипким, и мать постоянно тряслась за него. Ни о каких садиках для Славика не было и речи, в школу его до седьмого класса водили за руку. Уроки с ним тоже приходилось делать, сидя рядом — в науках Славик не блистал. Мама ушла с работы и стала мыть полы в ближайшем офисном здании:
— Зато я в полседьмого утра уже дома! — радовалась она. — Готовлю завтрак, бужу ребенка, веду в школу! И весь день свободен! Он у меня вообще долго не знал, что я работаю, думал, мама у него — домохозяйка…
О том, что уходить на работу приходилось в ночи, свекровь никому не распространялась…
В общем, Славик так и прожил за ручку с мамой. Мама кормила, по утрам подавала носки и рубашки, собирала сумку на завтра, клала в карман платочек. Мама всегда знала расписание занятий — сначала в школе, потом в платном вузе, где Славик учился то ли на психолога, то ли на социолога, то ли еще на что-то такое же маловразумительное.
В прошлом году Славик с грехом пополам одолел науку, получил диплом и …осел дома. Пытались, конечно, с мамой найти работу, да как-то все не было достойной. Хотя пару раз даже куда-то выходили, но, кажется, даже месяца не продержались,ушли по каким-то надуманным причинам. В общем, так и жили с мамой, тихо и уединенно, на мамину пенсию и заработки. Мать никогда про деньги вслух не говорила, а Славик не спрашивал.
Лариса смотрела на все это с долей скептицизма, но говорить что-то матери не считала себя вправе.
Да наверняка и ничего бы не изменилось от Ларисиных слов. А портить отношения с золотой свекровью совсем не хотелось…
А за три, что ли, месяца до смерти свекровь стала жаловаться на здоровье, пошла по врачам. По большому счету, проблемы начались уже давно, но ходить по поликлиникам было недосуг — внуки на руках, надо из сада забирать, да и Славик доучивался, экзамены сдавал. Врачи схватились за голову — где же вы, мол, женщина, раньше были, как же вы терпели, почему в поликлинику не шли?
В общем, рак, последняя стадия. Подхватились, побежали, подключили всех, кого можно — но поздно. Свекровь сгорела, как свечка, за считанные недели, буквально у Ларисы на руках. Последние ее слова и беспокойство были — про Славика. Умоляла, чтоб не бросали, чтоб присмотрели, не дали мальчику пропасть. Лариса, глотая слезы, обещала «не бросать» — а что еще говорить умирающей.
…После похорон от свекрови осталась однокомнатная квартира с прописанным в ней Славиком, небольшая, видимо, скопленная с огромным трудом сумма денег в несколько десятков тысяч рублей, и, собственно, абсолютно неприспособленный к жизни Славик, о котором Лариса обещала заботиться, да не просто обещала, а обещала умирающей…
Только вот как это сделать на практике?
Славик абсолютно неадекватен. Мыться его надо уговаривать, белье переодеть — напоминать, газ включать не умеет, чтоб сварить себе сосиски — и речи не идет… С деньгами обращаться не представляет как, мама даже в магазинах расплачивалась всегда сама, Славику с собой давала булочки и сок, денег он никогда и не просил…
Тот факт, что надо платить за квартиру, свет и телефон — для Славика был чуть ли не открытием. Или это гиперопека виновата, но неужели можно одной гиперопекой превратить человека практически в инвалида?
В общем, что теперь с ним делать, абсолютно непонятно. «Усыновить», забрать себе третьим ребенком? Съехаться всем? Лариса как-то не готова, засучив рукава, браться за воспитание взрослого уже, по идее, мужчины. А бросить его на произвол судьбы — пропадет…
По идее, надо его как-то устраивать на работу, но как и куда, Лариса не приложит ума, и вообще уже сомневается, что он сможет хоть где-то работать. Какой-то он не от мира сего. Как он выучился, пусть и в шарашкиной конторе, теперь для Ларисы загадка.
Затаривать его раз в неделю едой, и пусть как хочет? Немытый, нечесанный, так и будет сидеть у телевизора в четырех стенах? А вдруг вляпается в какую-нибудь наркоту или еще что? Свекровь-то покойница небось за Ларисиными детьми смотрела добросовестно, когда ее просили. Да, по большому счету, размышляет Лариса, может мать бы, если не с внуками сидела, в больницу бы пошла вовремя — глядишь, еще пожила бы…
Папаша Славика неизвестен, единственные близкие ему люди — семья брата.
Как поступить Ларисе?
