Как я подселила вместо себя мужчину-узбека и он проучил мою вредную соседку

398

Как я подселила вместо себя мужчину-узбека и он проучил мою вредную соседку

Как я подселила вместо себя мужчину-узбека и он проучил мою вредную соседку.

Мне после развода комната досталась в коммуналке. На кухне – четверо. Две комнаты пустовали, жила я, и соседка моя, очень вреднющая баба.

Старше меня лет на пять. Я мужиков никогда у нее не видела. Был, конечно, когда-то, если дочку родила. Дочери лет двадцать, она замужем уже, отдельно жила.

Они тоже не ладили. Там такой характер… Меня соседка по-разному обзывала, где только слова находила.

Завидовала, думаю, больше – от одиночества но я не страдала.

И тут такая история. Я уже полгода жила у мужа. Не муж пока, но все к тому шло… Он меня и попросил узбека из своей бригады в комнату пустить. Временно.

Да без проблем, тем более ремонт обещал сделать. Только за коммунальные услуги с него брала. Раз в месяц за квитанциями приду, а так только по телефону общалась.

Проходит месяцев восемь – он мне звонит и просит встретиться где-нибудь, только не дома. Прихожу – ключи протягивает. Ничего не понимаю – почти даром живет, чего еще надо?

Выпытываю – молчит. А меня уже любопытство разобрало, всю свою женскую хитрость в ход пустила. Расколола.

Оказывается, соседка моя, одичавшая без мужчины, начала соседу внимание оказывать. А он же мусульманин. Там законы жесткие.

Сколько мог, сопротивлялся, но в итоге сдался. Соседка рада – мужик под боком. А у этого муки душевные, целыми днями грех свой замаливает.

Жене позвонил, покаялся. Та простила, но велела чтоб справку привез, что здоров он и его пассия. Иначе к детям не допустит. Для узбеков дети – это все. Хуже наказания не придумать.

Читать так же:  Седая

Он — к соседке, а она ни в какую. Это же к врачу идти надо. Объясняет, что у нее уже лет двадцать никого не было.

Так он что придумал. Днем, пока она на работе – он спит. А ночью под дверью ее сидит и уговаривает, чтоб справку взяла.

«Ну и чего?» — спрашиваю. Он справку из кармана достает, показывает.

«Вот, — думаю, голуба, теперь ты у меня помалкивать будешь». А то ведь такими словами нехорошими меня обзывала.