Год назад перебрался наш дед жить в деревню. Как не уговаривали мы его – он ни в какую.
— Не могу, говорит, жить я в этой вашей Москве. Задыхаюсь я здесь. А там свежий воздух, тишина, рыбалка. Опять же еда вся на дровах и в печи приготовленная. Да молоко парное, прямо из-под коровки – куда там нынешнее магазинное, испоганилось совсем. Вы ко мне только наведывайтесь да внука с собой берите. И больше мне ничего не надо.
В общем, поселился он в доме прадеда, справил какой-никакой косметический ремонт и стал потихоньку к зиме готовиться (дело то осенью было). Рыбку стал засаливать, грибы сушить, капусту в бочки. Ну и, само собой, дровишки заготавливать. Понемногу, конечно – в 72 года колоть-то их непросто. Но поленница к концу ноября выросла что надо.
А на первые декабрьские выходные мы когда к нему приехали (заодно из столицы необходимых инструментов еще привезли, всяких вкусностей «долгоиграющих» вроде сгущенки) и за стол сели – дед и говорит:
— Слышь, Антон, ты же у меня вроде как военный, да?
— Есть такое, батя, — улыбнулся я – еще 8 лет трубить.
— А ты можешь мне патронов привезти?
Я удивился.
— Бать, да зачем тебе патроны-то? У тебя же и ружья нет. Да и не подойдут тебе наши – они под другое оружие.
— Сына, ты со мной не спорь! – отрезал дед. – Можешь или нет? Мне все равно какие – да и немного надо, штук 25, наверное.
Выведать, зачем они ему, мне так и не удалось. Но на следующий приезд патроны я ему привез. ХОЛОСТЫЕ. Четверть сотни, как он и просил. Дед на стол их высыпал, пересчитал, хитро улыбнулся и потер руки. Как я не пытался выведать, зачем они ему – единственное, что в ответ услышал – «скоро узнаешь». И унес патроны куда-то в сени.
Было эту в субботу, уезжать мы планировали к вечеру воскресенья, и уже легли спать, когда дед сказал:
— Вы, детки, ложитесь – а я пойду дровишек еще в дом принесу.
И ушел. Не было его долго, минут 20, и я уж было собрался пойти за ним, как дед вернулся. И тоже лег спать. А где-то через час нас разбудила стрельба. Я человек военный – взвился с постели сразу. Приказал жене и деду не высовываться, мгновенно оделся и пошел на разведку. Где стреляло – понял сразу. В доме напротив горел свет, со всех сторон подтягивались люди, во дворе трясся от страха мужик и орал как заведенный «Убивают! Убивают!» А стрельбы уже и не было.
Странно это все было. И, несмотря на протесты соседа, я, крадучись, пошел к нему в дом. Людей там не было. Но русская печь была разворочена так, что кирпичи валялись по всему помещению. И тогда я понял, что случилось. Вышел на улицу, с трудом убедил всех разойтись, и дал честное слово российского офицера, что стрельбы и взрывов больше не будет.
Дед ждал меня с довольной улыбкой. А я спросил:
— Ты как это сделал, батя?
— Да просто, сынок. Во всех верхних поленьях из поленницы дырочки заранее просверлил, патроны внутрь позасовывал и пробочками деревянными заткнул, чтоб незаметно. Я-то давно заметил, что кто-то у меня дровишки ворует. Вот только не знал, кто именно. Но теперь уж точно не будет! Как там наш Президент давеча по ящику говорил, чем супостату ответим? «Асум… асим… астрим…»
— Асимметричный ответ, — подсказал я.
— Точно, он! Вот я Мишке-вору астим… асмим… в общем, ответил, как надо!!!
