Все было хорошо в моей индивидуальной роддомовской палате. Тишина, одиночество, доставка еды. Плач чужих детей был похож на приглушенные крики чаек. Лежишь и ощущаешь себя на заброшенном пляже. А если станет совсем тоскливо, можно посмотреть телевизор.
Но привычка к телевидению за несколько лет у меня атрофировалась, так что уже после десяти минут казалось, будто еще чуть-чуть, и мозг вытечет через уши прямо на пол.
Лежать целыми днями тоже оказалось тяжело. Потому как только столовая закрывалась, и в коридоре становилось пусто, я выходила поковылять по нему туда и обратно.
Первые три дня это были очень медленные прогулки. С самого детства мне периодически снился один и тот же сон: бегу, боясь куда-то не успеть, но ноги тормозит песок, и даже при огромных усилиях передвигаться получается очень и очень медленно. Просыпалась после этого всегда уставшей.
Примерно так же было ходить по роддомовскому коридору. Десять метров в одну сторону и столько же в другую занимали минут пятнадцать. Потом я возвращалась в палату, медлено забиралась на кровать и снова смотрела бессмысленный телевизор.
На четвертый день случилось событие: ко мне пришел гость. До палаты оставалось еще метров пять, и я, в общем, не особенно торопилась. Куда торопиться, когда до выписки еще черт знает сколько дней?
Дверь в отделение открылась, и в коридор вплыла дородная медсестра. Под мышкой у нее надежно лежал сверток. Это просто восхитительно, как медсестры легко, «по-свойски» переносят новорожденных.
За полторы недели я перевидала их десятки. Иногда туго запеленаные кульки возили в кювезах, но чаще один, два и даже три ребенка спокойно умещались у медсестры в руках. Толкнет локтем дверь нужной палаты, выгрузит соответствующего малыша и идет дальше. Такая работа: жизнь разносить.
Сверток под мышкой медсестры был небольшой, и лицо выглядывало ярко-красное. Еще издалека я поняла, что этот ребенок — чужой. Даже лишь смутно припоминая собственную дочь, я чувствовала это. К тому же ну никак не могли ее принести сейчас, спустя столько времени…
А вдруг? Вернули из больницы? И теперь я смогу быть с ней рядом. Потеплели кончики пальцев, и я изо всех сил ускорилась. До палаты оставалось три метра. Медсестра заглянула внутрь и увидела, что никого нет. Зашла. До палаты всего два метра!
— Богданова здесь лежит? — спросила меня, выглядывая.
Я лишь отрицательно покачала головой.
— Ой, ошиблась, значит, — с досадой воскликнула медсестра, поудобнее перехватила сверток и быстро направилась в другую палату.
До моей двери всего полтора метра. Я смотрела вслед женщине с ребенком под мышкой, ощущая странную легкость. Будто что-то положили внутрь меня, а потом резко убрали.
За полторы недели это был мой единственный гость в палате. Еще приходила психолог, но как-то не слишком удачно. С собственным ребенком я встретилась позже. И много чего должно было произойти перед тем, как дыра внутри заполнилась.
У множества других матерей особое чувство появляется с первого взгляда на их малыша. Мне же пришлось «выращивать» его специально. Но, кажется, получилось.
