Дедушка наш, Григорий Михайлович, всю войну прошел в разведке. В плену не был, серьезных ранений тоже не получил. Тем не менее наград у него предостаточно.
Войну он вспоминать не очень любил конечно, но бывало во время застолий рассказывал истории тех времен.
Судя по тем что нам довелось услышать, самое страшное он все-таки оставил при себе.
Каждое его повествование, это пронзительная драма, которая не только прошибает на слезу.
Но и заставляет в полной мере почувствовать, всю катастрофу этой бессмысленной бойни.
Расскажу наверное самую главную из тех что мы от него слышали…
В 42-году, мой дед Григорий Михайлович, вместе со своим полком, попал в окружение.
Большой боезапас и отсутствие подкреплений у немцев, позволяло удерживать оборону более месяца.
Вскоре начал ощущаться недостаток провианта и ситуация угрожала стать критической.
Связи не было, и комполка принял решение идти на прорыв.
Деда вместе с напарником отправили в разведку, для поиска слабого места в кольце противника.
Далее с его слов, как запомнилось…
Ночь выдалась очень сырая, после дождя, пришлось ползти по грязи метров двести, пока не добрались до травы.
Петр, напарник мой, был молодой и я не успел поднатаскать его. Вместе ходили всего вторую неделю.
К тому же он не охотник был, да и вырос в городе. В разведку попал только из за знания немецкого.
Петька достал бинокль, принялся осматривать местность, тут же щелкнул выстрел снайпера. Стрелял по блику стекла.
Петьку запихнул в кусты, приказал настрого не двигаться, сам пошел дальше.
Снова грохнул выстрел снайпера. Но уже с нашей стороны, потом еще один.
Наверняка стрелял Баринов, он всегда с первого раза мажет.
Буквально в нескольких шагах от меня раздался вскрик боли, потом с хрустом сминая кусты, упало тело.
— Молодец Баринов – выдохнул я, и вытащил нож из сапога. Пополз проверить фрица.
Только к кустам подполз, как мне в лоб уперся холодный ствол автомата.
Жизнь перед глазами полетела.
Ствол молчал.
Устав от ожидания выстрела, просто отодвинул ветки, и увидел перед собой немца, обычного пехотинца.
Тот лежал разорвав на себе гимнастерку, с алыми пятнами на белой рубахе.
Замахиваюсь ножом, чтобы добить его. А тот просто отбросил автомат, и лежит смотрит мне прямо в глаза. Без ненависти, просто устало…
Не смог ударить, опустил нож.
Тут он очень медленно поднял руку, засунул ее к себе за пазуху и достал платок, с завернутой в него коробкой.
— Солдат – вдруг тихо прохрипел немец на своем языке – Если сможешь, отдай ей это, когда все закончится. Тебе все равно по пути…
Так и застыл глядя в глаза мне, а рука его упала.
Помер он…
Коробку взял, там кисет от табака, а в нем фото женщины с девочкой и кольцо обручальное. Адрес на обороте. Берлин.
Как до Берлина дошли, нашел тот дом, квартиру. Пусто там было…
Положил на стол кисет. Повернулся, к дверям пошел.
А сзади вдруг голос женский.
— Hast du ihm getötet? (это ты убил его?)
— Nein (нет) – не оборачиваясь ответил ей, и вышел прочь, осторожно закрыв за собой двери.
Тут дед сказал слова, которые запали мне в душу.
— И все-таки я ей соврал…
