Василий отыскал в новой пятиэтажке нужный подъезд. Плохо соображая от волнения, заглянул для верности в листочек с адресом жены. Квартира значилась под номером 49, а над подъездом стояли цифры 36—50.
— Все правильно. Туда пришагал. Высоко залетела моя Лизавета, — сообразил, что квартира на последнем этаже, и вошел в подъезд. По лестнице поднимался медленно. На каждой площадке останавливался. И не потому, что задыхался. Силился предугадать, что его ожидает там, на пятом этаже, как отнесется к его возвращению жена: последние два года она не отвечала на его письма из колонии.
— А, где наша не пропадала! Чему бывать, того не миновать, — Василий в два прыжка одолел последний пролет лестницы. Не оставляя ни секунды для раздумия и колебания, боясь заробеть, с ходу нажал кнопку звонка у двери с номером 49.
Дверь тут же открылась. Лицом к лицу встретился Василий с накрашенной, приветливо улыбающейся Лизаветой, одетой в шелковый блестящий халат. При виде его улыбка вмиг исчезла с лица жены.
Боль, отчаяние мелькнули в потухшем взоре. Она отпрянула, повернулась к Василию спиной и шагнула к стене. Распластав по ней руки — на пальцах сверкнули кольца — прижавшись лбом, заскользила вниз обессиленная, встала на колени. Прошептала как в бреду:
— О, господи! Я совсем забыла…
— Что? Не ждала? — спросил Василий, ощутив сухость во рту.
— Ждала… Да не тебя! — выкрикнула Лизавета истерично и резко обернулась, обозленным, протестующим взглядом стараясь удержать его у порога. — Вещи твои я на старой квартире оставила. У соседей…
— Все ясно. Спасибо за откровенность, — Василий развернулся и запрыгал вниз по ступенькам.
— Срок отбывал Василий за старушку, которую случайно сбил машиной. Она умерла. Дали шесть лет. Отсидел четыре. Но и этих хватило, чтобы жена не приняла, наотрез отказалась от него, хотя первые два года аккуратно писала и даже несколько раз приезжала на свидание. Выходит, в последние два года жизнь ее круто переменилась, хахаля завела, а возможно, и по-настоящему с другим свою судьбу связала или собирается только.
Честно объявила: не его, не Василия ждала сегодня. Не стала темнить. Но еще лучше бы сделала, если бы написала ему об этом в зону. Слава богу, что детишек с Лизаветой не завели. А то сейчас бы вдвойне мучился…
Город, куда вернулся Василий, стоял на большой реке, и ноги принесли мужика на пристань. Сидя за кружкой пива в буфете, решил Василий временно пожить у воды, привольно, вдали от людей, прийти в себя. Надо было многое передумать, чтобы лучше понять себя, безошибочно определить дальнейшую свою судьбу.
Подходящее место сыскалось далеко от города, где осталась бывшая жена и прошла его, Василия, молодая жизнь на глухом дебаркадере. Селений поблизости не было, зато имелся огромный песчаный пляж.
Василий поднимался рано, с солнышком. Выходил из бревенчатой избушки на корме дебаркадера, служившей ему жильем. Делал небольшую разминочку. Потом приготавливал чай и пил. Если не было ветра, удил прямо с дебаркадера рыбу на еду и впрок, для посолки и вяленья.
— Отдохни бедненький! Поди, умаялся! — кричали Василию бабы, которых привозили сюда на берег из соседних деревень на моторках и легковушках муженьки торговать овощами и ягодами.
Василий допоздна задерживался на реке. Снимался с якоря, когда начинало неодолимо клонить в сон и сладко манила к себе теплом и мягкой сенной постелью избушка на дебаркадере.
Василий вспомнил свою бывшую жену: может Лизавета, пребывая в долгом одиночестве, вовсе не полюбила другого, а продалась за дорогие шмотки, золотые кольца, шикарную квартиру в новом доме.
Василий поднялся на дебаркадер. За работой нет-нет да и взглядывал на галдящих торговок, готовившихся к встрече с покупателями. Хотел увидеть молодайку, пробудившую в нем интерес, и не находил ее там.
Повернулся к реке и вздрогнул: молодайка шла прямо на него. Перла на спине мешок с огурцами, а на изгибе локтя раскачивалась затаренная бадейка, при каждом шаге тыкалась в бедро.
«Ишь, как нагрузилась загребущая!» — усмехнулся Василий и впился взглядом в женщину. Она отвернула зардевшееся лицо. Он сронил глаза чуть ниже и в отпавшем вырезе платья увидел груди, свободно свисавшие молочно-белыми каплями.
Они сладко и больно ударили по сердцу Василия своей открытостью, нежной незащищенностью. Пораженный увиденным, он застыл на месте, провожая молодайку смущенным, растерянным взглядом:
Вздрогнул от детского голоса:
— Чего зенки-то вылупил, дурачок? Помог бы лучше!
Обернулся: перед ним стоял сынишка молодайки с длинным прутом в руке.
«Да вон твоего батьку побаиваюсь», — едва не сказал Василий и посмотрел на берег в направлении лодки. Ее там не было. Белый буран, поднятый мощным мотором, быстро удалялся по реке.
«Ребенка не взял с собой. Видно, побаивается молодую жену одну оставлять», — решил Василий и в радостном задоре крикнул мальчонке:
— Верно говоришь! Помочь надо!
В два скачка настиг его мать, ухватил перекрученную горловину мешка, в которую вцепились пальцы молодой женщины:
— Разрешите, помогу вам…
Она повернула к нему лицо, посмотрела удивленно и обрадованно:
— Ну, пошто, пошто… Сама донесу как-нибудь…
Он крепче ухватил горловину мешка, потянул к себе, и женщина разжала пальцы.
Василий забросил мешок за спину, резво припустил к прилавкам.
Довольный мальчонка подгонял его сзади прутом:
— Нно, лошадка! Нно, пошла!
— Отстань, Сашка! Как тебе не стыдно! — пыталась пресечь его шалость мать.
А Василию было любо забавлять ребенка, приятно слышать переполошенный голос молодой женщины. Он еще резвее замесил ногами песок. Подлетел к прилавку изрядно запыхавшись.
— Вот сюда, пожалуйста, — указала место хозяйка огурцов, подоспевшая следом.
Василий стряхнул мешок со спины, поставил на землю, прислонив к двум другим, повернулся и стушевался под многочисленными взглядами торговок.
— Ай да Натальюшка! Какого видного молодца приворожить сумела себе в помощники, — похвалила молодайку одна.
— Я не привораживала! Он сам! — выкрикнула женщина и повернула к Василию красное смущенное лицо. — Спасибо вам большое…
— Не за что, — буркнул Василий и отошел. «Натальей зовут», — запомнил зачем-то.
— Завтра обратно приходи помогать! — долетел голос мальчонка Сашки.
— Обязательно! А то как же! — встряхнул головой Василий.
Забегал по пляжу, готовясь к прибытию туристов.
…Подвалил к пристани первый теплоход. За причальными хлопотами Василий забыл про Наталью.
Услышал на реке вой моторки и резко повернул голову. Лодка спешила к дебаркадеру, задрав кверху порожний нос.
«Может, за ней, за Натальей?» — заволновался Василий и впился глазами в сидящего за рулем. Сидевший у мотора поднялся и, горбясь, перехватываясь руками по борту, перебрался ближе к носу лодки, Василий узнал Натальиного мужика и перешел на другую сторону дебаркадера, чтобы видеть женщину, когда пойдет мимо.
Она уже брела от прилавков, ступая по песку замедленно. В руках несла ведро, набитое свернутыми мешками.
«Смотри-ка. Все распродала. Знать, везучая. Наверное, у такой красивой и молодой берут охотнее. Особенно мужики», — подумалось Василию. — А может, по дешевке пустила, не гналась за ценой. Вот и шагает теперь налегке. Нечего ей оставлять у меня на сохранение. Он вроде как пожалел об этом.
Между тем Наталья приближалась. Шагала все так же неторопливо. Глубоко, выше щиколотки погружала босые ноги в песок и вынимала рывками, гоня перед собой песчаные волны.
— Совсем, как девчонка, резвится, — залюбовался Василий молодицей.
— Эй, гусыня! Пошустрее нельзя? Чай не играться сюда приехала, — донесся от реки голос мужа.
И опять заскребла сердце Василия досада: такая красавица досталась старику. Он проводил Наталью взглядом до лодки.
Видел, как муж шагнул ей навстречу вырвал ведро с порожними мешками, зло швырнул, загремевшее, в лодку. И сам полез. Наталья повернулась, чтобы подхватить на руки сына и устремила глаза на Василия. Ему показалось, даже кивнула чуть приметно на прощание.
Ночь Василий спал плохо. Поднялся до восхода солнца и принялся за уборку пляжа. В нетерпении поглядывал на реку, не зачернеет ли вдалеке моторка. Долго не чернелась ни одна. А потом начали. Быстро летели к берегу, тыкались днищами в мягкий намытый песок, и у Василия пропадал к ним всякий интерес: ни в одной не было Натальи.
Когда подошло время встречать теплоход, он помог матросам пришвартоваться и закрылся в избушке. Проспал после беспокойной ночи всю стоянку теплохода. Разбудили торговки, притащившие под двери избушки свои мешки и корзины.
«Не слышал, как «Степан Разин» отвалил! Ну, ты даешь!» — подивился Василий на себя и приоткрыл дверь, глянул сердито на баб. Хотел опять закрыться, да одна из бабенок посунулась к самой двери, зашептала:
Не убивайся больно-то. Приедет она сегодня. С ночевом. Петр Михалыч утром не смог ее привезти: его очередь скот пасти. Я из той же деревни, что они…
— Ты это о ком? — растерялся Василий.
— Не придуривайся, пожалуйста. Сам знаешь. Мои глаза все видят, бабенка повернулась и быстро отошла, смешалась с другими.
Василий закрыл дверь, опустился на табуретку в стыдливом волнении:
— Это что же такое получается? Вроде как сводит стерва меня с замужней женщиной! На преступление толкает… А может, сама Наталья наказала передать? Или просто намекнула?
Чем ниже опускалось солнышко, тем чаще поглядывал Василий на реку в беспокойстве и волнении: не покажется ли заветная лодка. И она в самом деле показалась, черной точкой вылетела из-за поворота и понеслась к дебаркадеру, быстро, на глазах увеличиваясь в размерах.
— Ишь ты! А ведь на самом деле чешет, — понаблюдав с минуту-другую, поверил Василий в свое счастье — горе ли и засуетился, забегал по пляжу, присыпая песком окурки. Потом подхватил метлу, совок-короб и взбежал по трапу на дебаркадер.
Натальин муженек успел выбраться из лодки. Первым делом принял из рук жены сына Сашку, отнес на несколько шагов и поставил.
«Мальчонку на ночь приволок. Как боится жену-то молодую оставлять, — отметил Василий и заволновался: — А где же они ночь провести собираются? Не у меня ли на дебаркадере?»
Увидел, Натальин муж швырнул к ногам Сашки зачехленную палатку.
— Понятно. Все предусмотрел, — Василий толкнулся плечом в балясину, зашагал на корму. Стоя там за избушкой, слушал, как покрикивает на Наталью муженек, как стучит топором, устанавливая палатку, и шептал:
— Ничего. Потерпи, милая. Сейчас он смотает отсюда и ты отдохнешь от него, постылого…
Наконец взревел мотор, заработал ровнее и стал удаляться по реке.
«Вот и соседи у меня объявились. Жаль, что на одну ночку, — улыбнулся Василий и покивал палатке: — Ну, здравствуйте, здравствуйте, гости дорогие. Будьте как дома».
Он зорко всмотрелся в палатку, хотел услышать голоса. Напрасно. Наглухо зашпиленная палатка стояла застыло и безмолвно. Люди в ней затаились.
Внезапный шорох послышался на реке. Василий сронил глаза на воду. Дальняя половина реки поседела, будто закипела. Берег задернулся светло-серым занавесом. Он летел над рекой с нарастающим шумом, полоща нижний край в седой пене.
Некоторое время Василий стоял не двигаясь. Пятясь, оглянулся на берег. Палатки не было видно за дождевой завесой.
«Надо проведать, как там у них», — Василий метнулся в избушку за сапогами и дождевиком. Облачившись, сбежал по скользкому трапу на берег. Ливень здесь шумел глуше и ровнее.
Сквозь струи проглянула палатка, опавшая, завалившаяся на бок. Василий повел глазами вокруг и увидел под ближним прилавком скорчившуюся Наталью, прикрывавшую собой сына. Бросился к ней, срывая на бегу дождевик. Увидел вымытые струями воды коротковатые колышки, крепившие растяжки палатки, и ругнулся:
— Старый черт! Не мог поздоровше забить!
Зло перекинулось на Наталью, не пожелавшую укрыться на дебаркадере.
— Ты, что, лучше места не нашла, куда сунуться с ребенком? Если самой все равно, хоть бы о нем побеспокоилась! — закричал, подбегая. Нагнулся, выхватил из-под Натальи Сашку, завернул в дождевик, понес на дебаркадер. У трапа оглянулся: Наталья бежала следом. Сухой нитки на ней не было. Набухший влагой подол платья липнул к ногам, мешал двигаться быстро.
— Тут поосторожней. Скользко. Сверзнуться недолго, — предупредил Василий женщину и стал бережно подниматься по трапу.
В избушке сам раздел Сашку и уложил на топчан под ватное одеяло. Достал из чемодана и подал Наталье трикотажный спортивный костюм, недавно купленный для себя на одном из теплоходов:
— На. Переодевайся. И ложись тут с сыном.
— А ты как же? — спросила она, не попадая зубом на зуб, и робко взглянула на Василия, убирая со лба прилипшие волосы.
— Хо! Нашла о чем заботиться! У меня тут кают навалом! Выбирай любую, — засмеялся он и, прихватив ватник, вышел, плотно прикрыл за собой дверь.
Пробудился от чьих-то шагов. Повел глазами вокруг. Влажный после дождя дебаркадер парил, начиная высыхать.
— Доброе утро, — послышался за спиной мягкий певучий голос. Василий повернулся. Наталья возвращалась с кормы, совсем неслышно переступая босыми ногами.
— Доброе, доброе. Действительно, доброе, — закивал Василий, улыбаясь молодой женщине — Зовут меня Василий, а вас Наташей, так?
— Так, — зарделась она и, столкнувшись с его глазами, быстро отвела пугливо-дрожащий взгляд.
— Вот и познакомились. Больно хорошо, — проговорил Василий. — Как вам спалось в моем кубрике?
— Нормально. Спасибо вам большое. Извините, что стеснили, — Наталья низко наклонила голову и прошла мимо Василия к избушке. Он скользнул взглядом по ее фигуре, и сердце тоскливо и сладко заныло.
— Слушай! Чайку вскипятить? — крикнул вдогонку.
— Неплохо бы. У меня в палатке пирожки с малиной есть. Для Сашки прихватила, — отозвалась Наталья.
— Тогда я пошел костер разводить, — Василий забрал прокопченный чайник, заварку и сбежал по трапу на берег. Принялся налаживать костерок. Он долго не задавался. Разгоревшись, дали жизнь большому огню.
— Вот… Не побрезгуй. Сама пекла… — И выпрямилась, посмотрела на Василия с простодушной гордостью.
Муженька своего ублажаешь? Повезло ему с такой, — Василий не договорил, отвернулся.
К-какого муженька? Наталья сцепила на груди руки, растерянно заморгала.
— Ну, этого, Василий изображая бороду.
Приставил к подбородку кулак, Ах, этого? — задохнулась Наталья, и глаза ее засверкали озорно и весело. — Этого, вестимо. Как не потрафить близкому и родному человеку…
Она прикрыла лицо ладонями и захохотала, раскачиваясь из стороны в сторону.
Василию сделалось обидно и горько. Захотелось чем-то уколоть, унизить Наталью.
— Ну, хватит смеяться. Лучше скажи, на что польстилась, из-за чего пошла за такого? — грубо спросил он.
— Из-за чего? — Наталья отняла ладони от лица, взглянула на Василия лукаво смеющимися глазами. — У него дом большой, огородище, корова, поросенок, — заперечисляла, зажимая пальцы, и расслабила, бессильно опустила руки, посерьезнела лицом. — Ой, хватит про это. Скучно. Лучше ты о себе скажи. Как очутился тут? Почему один живешь?
Она подняла на Василия настороженные, ожидающие глаза.
— Долго рассказывать. Да зачем? — нахмурился Василий.
— А ты вкратце. Может, мне это интересно, — потупилась Наталья и зачертила по песку большим пальцем правой ноги.
— Тогда слушай… Только подожди. Заварю сперва, — Василий присел на корточки, снял с огня заплескавшийся чайник, застучал кружками. Надорвал упаковку с заваркой и спросил:
— Ничего, если прямо в кружках? Я сильно крутой люблю.
— Ничего. Еще вкусней, — подладилась Наталья и присела по другую сторону костра, стала зубами раздирать затянутый узел на горловине мешка с пирожками.
Он поставил рядом две эмалированные кружки. В беленькую, чистенькую, прихваченную для Натальи, бросил щепотку заварки. В другую, темно-коричневую внутри и подгорелочерную снаружи, сыпанул полупаковки.
— Куда стоко? С ума сошел? — переполошилась Наталья, глядя на Василия с изумлением и испугом.
— Тюрьма не этому научит, — горьковато усмехнулся Василий и потянулся за чайником, прихватил душку драной рукавицей, всегда лежавшей здесь, у постоянного кострища.
— Отбывал, что ли? — дрогнул голос Натальи.
— Приходилось, — посуровело лицо Василия.
За что? Расскажи, а? — попросила она с чистым, каким-то ребячьим любопытством и замиранием.
А стоит ли? — заколебался Василий. Он посмотрел в глаза Наталье долгим взглядом. Она выдержала его, не отвела глаз. И подумалось Василию, перед ним тот единственный человек, которому можно довериться, рассказать все про себя, без утайки, и тем самым облегчить свою измаянную душу.
Если не для такого разговора, то для чего же еще повстречалась ему на этой заброшенной пристани молодая женщина, способная посочувствовать чужой беде, пожалеть, утешить. Не сам ли господь бог послал ее сюда, к нему?
— А слушай тогда. Так и быть поведаю, пока заварка расстаивается, — рубанул по воздуху рукой.
— Погоди. Давай сядем поудобней, — Наталья вскочила, отбежала и приволокла к костру корягу.
— Садись давай. Она почти сухая.
Они сели рядом. Он опять посмотрел ей в глаза, уже жалеющие, и начал рассказывать, всю душу нараспашку выворачивать.
Наталья слушала молча, ни разу не прервала, ни о чем не спросила. Дала возможность выговориться Василию до конца.
— Теперь ясно, как тут очутился? — спросил он напоследок дрогнувшим голосом.
— Вполне, — кивнула Наталья и улыбнулась. — Не переживай особо-то. Все образуется. Не преступник какой-нибудь. Новую семью заведешь. Нашего брата, вернее сестры, везде хватает.
Она вдруг застеснялась и опустила голову. Потянулась за кружкой с чаем:
— Пора, наверное. Заварился. Поди, и остыть успел.
Отхлебнула из кружки.
— Точно. Пей давай свой деготь. И закусывай. Не брезгуй, пожалуйста, моей стряпней. Я, может, и о тебе думала, когда их пекла, — она пододвинула мешок с пирожками, чтобы Василию удобней было брать.
Да ну? Он посмотрел на нее с недоверием.
Вот тебе и ну! Баранки гну! — она вскочила, опрометью кинулась к дебаркадеру, расшвыривая ногами песок.
С первой лодкой приехала та самая баба, что жила в одной деревне с Натальей.
Проходя мимо Василия с мешком на загорбке, она приостановилась и повела глазами по берегу. Задержала их на порушенной палатке и спросила:
— А где же Натальюшка? Не у тебя ли на пристани заспалась?
— Ну-у, сделал суровое лицо Василий.
Бабенка оглянулась на лодку, где возился с мешками ее муженек, и вся нагнулась к уху Василия. Зашептала горячо:
— Бери ты ее, если одинокий. Поверь моим словам. Не спокаешься. Девка совестливая, работящая. Верно, пригуляла по молодости да неопытности мальчонку. Но с кем не бывает? Обожглась разок — зато теперь себя ведет как невинная. А в девках некому было за ней присмотреть. Мать померла, когда Натке чуть больше десяти было. Отец, вестимо, попивать начал, погуливать на стороне. Натка все одна да одна. Вот и не доглядел. Случился с ней грех. Да и то сказать, кто бы на такую красавицу не позарился? Что сейчас, что тогда в молодости — всем взяла девка. Как на духу говорю тебе. Только счастья тебе желаю…
— Постой, а куда мы этого, с бородой… Ну, ее муженька денем? — оторопелый Василий поднялся с коряги.
— Это и есть ее, Наташкин, батька. Петр Михалыч. Ты что, ничего не понял, что ли? — вытаращила на него глаза бабенка.
— Так бы прямо и говорила. А то развела незнамо чего, — прикрикнул на нее Василий, и шалея от радости, с пылающим лицом побежал к реке. Как был, в сапогах и брюках, забрел выше колен в воду и стал умываться. Так хорошо стало у него на душе.
— Значит будет моей навсегда, — подумал Василий.
