Особенный

218

Особенный

Я в метро читаю книгу у самых дверей. Вдруг за руку меня кто-то берет, пытаясь развернуть книгу к себе. Уже готовлюсь возмутиться, смотрю: там мальчик лет девяти. Смотрит на меня, улыбается, молчит.

— Особый ребенок. Ему просто интересно, — слышу сквозь шум поезда женский голос. Киваю.

Остановка. Я выхожу, поднимаюсь по эскалатору, и, чем ближе становится дневной свет, тем отчетливее осознаю, что до сих пор не знаю, как реагировать на «особых» детей. Хотя вроде взрослая тетенька, учитель, и участвовала в нескольких проектах с ребятами с РАС. Более того, у меня занимался мальчик с аутизмом.

С одной стороны, «особых» детей в обществе определенно стало больше. В моем детстве даже пройти мимо коррекционной школы считалось — ооо, ничо ты смелый! У нас таких в районе было две.

Одна точно интернат. Собственно, это все, что я знала о людях с особенностями развития. Они где-то существовали, но отдельно, и быть «такими» считалось стыдным. Некоторые учителя даже пугали двоечников, что отправят их в коррекционку, «и все, после нее ты никуда не поступишь и не устроишься».

С другой стороны, вот сейчас я гораздо больше знаю о разных людях. Знаю, что есть ДЦП, и у него разные степени тяжести. Знаю, что есть ЗРР, ЗПР, и эти диагнозы, при серьезной работе, вполне можно снять уже к школе.

Знаю, что есть люди не только с синдромом Дауна, но и с РАС, и это — огромный спектр самых разных особенностей.

Да что там, те ребята, которые занимались у меня и у моей коллеги, учились в обычных классах общеобразовательных школ. Не гимназий, да, но и не «коррекционок».

Читать так же:  «Такая страшненькая, а не стесняется»: почему по моей самооценке нельзя ударить

Однако в работе мне это почти не помогает. В повседневной жизни отношение к детям с особенностями развития у нас все равно остается несколько напряженным.

Взять того же Гошу. Он был почти обыкновенным. Сложно переключался, но зато никогда не сбивался с темы и имел гораздо лучше, чем у всех одноклассников, память. Его классный руководитель во все научные проекты записывал. Но одноклассники Гошу доводили.

— Они специально садятся за спиной, на парту дальше, и начинают его обсуждать, — рассказывала Лиза после уроков. — Гоша слышит, злится и поворачивается, ввязывается в драку. А он не может себя контролировать… Полурока сорвано. И технически — Гоша виноват, он же дерется.

И это — десятый класс. В одиннадцатом Гоша пришел ко мне.

— Я хочу написать про нашу научную работу! — с порога заявил он.

Это была прекрасная статья про математику в лингвистике. Обычно-то мне приносили отчеты о походе в музей с обязательным: «нам все очень понравилось» и размышления о том, что модно носить в будущем сезоне (можно пальто, но можно и куртку. А на ногах лучше сапоги, это удобнее). Но рождалась она в тяжелых муках.

Младшие девчонки, семиклассницы, как с ума сошли. По восемь раз в минуту вскакивали, перебивая не только Гошу, но и друг друга. В итоге сначала одна, потом вторая, потом третья отлучились в туалет. Минут на сорок.

— В чем дело-то у вас сегодня? — спрашиваю.

Мнутся. Глаза отводят.

— Мы не хотим с ним заниматься, — говорит за всех Мила.

— Почему? Гоша сидит, никого не трогает. Молчит, в основном.

— Мы не можем сосредоточиться…

Читать так же:  История одного подкаблучника: 3 кредита и еще немного

Но он же не пугало какое-нибудь. Обычный парень. Странноватый, как многие подростки. Таких и без расстройства аутического спектра в школах — хоть в брикеты пакуй.

Причем девчонки у меня тоже не сказать, чтобы какие-то особенно нечуткие. Мила, например, еще и читает много (в отличие от подружек). С жаром обсуждает темы одиночества, непохожести, противостояния обществу.

Но вот как до дела дошло — будто оглохла. Кивает, но видно, что мои слова ее не убеждают. Пропустила два занятия, чтобы я уж точно поняла серьезность намерений. В какой-то момент мы с Гошей вообще занимались вдвоем. Зато статью дописали спокойно.

При этом депрессия — круто (тут в каждого второго писателя ткни и не ошибешься). Биполярное расстройство — вообще зашибись (спасибо Оксимирону и его биполярочке). Кто бы про аутизм чего хитового написал.

Я знаю, что их отношение в том числе зависит от нас, простых учителей. Но нас, простых учителей, пока мало где учат инклюзии. Все, в основном, на уровне проектов «Мы сходили на занятие в группу ребят с РАС, вместе сделали плакат, и это ну очень крутое взаимодействие».

И вот я, взрослая тетенька, не могу неглупым детям тринадцати лет объяснить, почему не надо отгораживаться от «особых» людей. Это очень печально.